Обвал

Хилли посмотрела на топку, где догорела рукопись, где тлели отдельные, несгоревшие страницы.

— Гаси искру, пока не занялся огнем весь дом, — прошептала Хилли и, зачерпнув совком побольше пепла от сгоревшей рукописи, прокричала в окно: — Эрлих, я уже собираюсь, иду!

— Ты спалила мою рукопись?! Что я скажу господину Лемке! Ведь я получил от него большую сумму под будущую книгу.

С этими словами Зупке выскочил со двора, словно бы за воротами кто-то его ждал и ему нельзя было задерживаться.

Во двор вошел рослый, голубоглазый, с черными усиками мужчина. Он наклонился к Хилли:

— Представлюсь, фрау, чиновник местного самоуправления Гарри Лоренц… Вы должны зарегистрироваться, непременно указать свою профессию. Вот здесь укажите профессию. — Он подал ей бланк.

Она написала на бланке: «Безработная». Чиновник щелкнул каблуками, затем сощурил глаза и, уходя, бросил:

— Так уж и ничем не занимаетесь?..

2

Гарри появился на вилле Теодора во второй половине дня, за два часа до захода солнца, и сразу поинтересовался у старика-привратника, не приехал ли профессор, на что старик ответил:

— Звонил, скоро должен появиться. Определенно, — буркнул толстоногий привратник и тут же, взглянув на свои карманные часы в золотом корпусе, отправился к железным воротам, которые открыл на весь распах. Во двор въехал новенький, поблескивающий в лучах закатного солнца «мерседес», увенчанный флажком дипломатической неприкосновенности. Старик, когда машина остановилась и он закрыл ворота, трусцой подбежал к «мерседесу», распахнул дверцу — из машины вышел Теодор и, заметив Гарри, стоявшего у крыльца островерхого дома, сказал:

— Ты, Гарри, обязан убедить Эрлиха Зупке, что Хилли нужна мне живой, чтобы я потом вовсе не думал о ней. Она для меня крайне опасна, может написать книгу, выболтать… Это при теперешнем моем общественном положении!.. Я не опасаюсь иностранных авторов, их можно опровергнуть. Но своих, немецких, почти невозможно…

Со стороны Изары накатывались сумерки, чувствовалась прохлада.

— Мне надо отдохнуть. А ты езжай к Зупке. Непременно скажи ему, что Хилли возьмется, и пусть не думает о сроках. Я сам вмешаюсь. Езжай, мой друг. Такую книгу мы должны иметь.

Гарри тут же уехал.

Почти неслышно к Теодору подошел старик-привратник, набросил на профессора теплый плед, подкутал со всех сторон и присел на краешек скамейки.

— Старик, — обратился к Ленцеру Теодор, — я окончательно пришел к выводу: делить власть с кем-то — это все равно что не иметь ее вовсе… Сейчас же позвони господину Фуксу, передай: жду его завтра на вилле пополудни. Когда он приедет… да, да, когда появится, ты найди удобный случай, заправь его машину моим горючим.

— Твоим, господин профессор? — У старика лохматые брови вскочили на лоб. — Это же… понимаете… взорвется!

— Знаю, знаю! Так надо!..

Хилли лежала запрокинув голову: над нею висело тихое, звездное апрельское небо. «Улететь бы туда, в эту тихую безбрежность», — думала она. И вдруг Хилли вскочила, вцепилась в руку Зупке:

— Эрлих, а ведь это страшно, когда у человека возникает мысль… покинуть, бросить землю, бежать из своего извечного дома!..

— Ты наслушалась всякой дряни. Перестань!

— Нет, нет! — вскричала Хилли. — Во мне происходит пробуждение совести, с болью, страданием… Небо, небо, я хочу жить на Земле! Зупке, кричи: «Люди, не поджигайте своего дома! Никакое наемничество, никакой террор не спасут, никакое небо не вызволит нашу Землю из беды! Только сам человек, отвергнув насилие, уничтожив оружие, может, способен спасти от катастрофы свой извечный дом!»

— Идут! Идут! — вдруг закричал Зупке, показывая на появившиеся самолеты. — Это «стальной зонт» Федеративной Республики. Ха-ха! Под ним мы окрепнем и вновь поставим вопрос о жизненном пространстве… Хилли, не безумствуй!

Небесная стальная карусель, выделывая стремительные виражи и петли, опустилась чуть ниже. Гарри, чертыхаясь, залез под скамью. Не выдержал и Ланге — он вышел из-за фургона, вскричал:

— Эрлих Зупке, я тебя опознал, слушай меня! Пулей, штыком, ложью, убийствами род человеческий не лечат. Всем говорю: не лечат, и им говорю, — показал он на самолеты, — не лечат! Это полное безумие — лечить людей смертью!..

Над двором раздался хрипящий, захлебывающий шум. Зупке первым увидел неуправляемо падающий самолет, рванулся под кирпичную стенку дома, видимо намереваясь укрыться там, но не успел — тугая, горячая волна от взорвавшегося самолета шибанула в спину, и он грудью ударился о штабелек неотесанных, ребристых камней…

* * *

Хилли не знала, сколько времени длилась внезапно наступившая непроглядная ночь. Она вдруг услышала слабый голос:

— Воды… Один глоточек… и я поднимусь. — Зупке вцепился в продымленный высокий пенек, попытался встать на ноги, но не смог, вновь опустился на колени. — Я ж умираю. О, проклятие!.. Только капельку, одну капельку…

Он надолго замолчал, потом медленно подполз к Хилли, зашептал: