Обвал

— Слушаю, — ответил командир полка. — Ильин пробился, на его участке успех… Слушаюсь, товарищ Первый! — Он бросил трубку и потер непокорный чубчик. — Я же не фельдмаршал, а просто Кутузов. Ларька Кутузов! — И кивнул мне: — А может, ты заместо комсорга? В душу их мать! Детей бросили в бой. Кем, сволочи, прикрываются! Да когда же такое было!

— А что надо? — спросил я. — Говорите — я передам.

— Не передать, а повести роту в обход этих малолеток-фаустников. Сможешь? Выручи! Вот смотри! — развернул он передо мной карту. — Тут мины, но комсорг бы повел. И парторг повел бы… Да они в других ротах.

— Ладно, — сказал я, — пойду.

— Ты погоди. Вот этой лощиной можно обойти.

— Ладно.

— Смотри не кидайся на мины, а лощиной, понял? И материал для газеты прямо из-под огня.

Огня хватало повсюду — и там, и здесь. Ну знаете, как штормовое море — разлилось и горит. Ну и мысли такие: «Парторг повел бы. Комсорг повел бы. Через мины так через мины. И верно, водили. И верно, поднимали и взводы, и роты, и батальоны, и даже полки. Теперь моя очередь…»

И занесло меня со своими мыслями в натуральном понятии прямо в первую роту. Действительно, враг бьет из фаустпатронов. И густо садит: один наш танк горит, а пехотинцы жмутся в наспех отрытых окопах…

Пока я разглядывал да искал, где же Алешкин или хотя бы старший сержант Грива, ко мне подполз солдат Шнурков, а кликали его покороче: Шнурок. Так вот этот Шнурок сказал мне:

— Сейчас бросимся.

— Где лейтенант?

— В укрытии, вон там.

— Почему в укрытии?

— Так его не пущает этот самый похоронник, ну, Котлов. Понимаешь, бережет он лейтенанта, ровно сына родного. А тут еще эти дети, подростки. Слепые котята.

— А вот лощиной, в обход, — сказал я, готовый прокричать: «За мной!»

Но позвал лейтенант Алешкин. Тут и я побежал в обход, той самой лощиной, что показал на карте майор Кутузов.

Точно сказать не могу насчет мин, понатыканных в лощине, думал ли я о них, когда бежал, то падая, то вновь поднимаясь. Так уж оно, наверное, и было — не думал. И вообще ни о чем не думал — жал на все педали, и только. Пожалуй, и все таким же образом.

Зайдя во фланг, наши так жиманули на фаустников, что они, как бильярдные шары, рассыпались во все стороны, тычась то туда, то сюда, — наскакивали друг на друга и вновь разбегались с криком.

А один из фаустников не дрогнул, все бросал гранаты из своего окопа, хотя бой уже откатился далеко и, кроме меня, поблизости никого не было.

— Экая бестолочь! — услышал я голос Котлова.

Капитан Котлов лежал у щита оставленной немцами пушки. В руках у него был пистолет. Мне полегчало сразу. Подполз я к Котлову, спросил:

— Ты почему Алешкина не пускал? Командир полка из себя выходил.

— Отцепись! Не твоего ума дело. Ты гляди, что он выкомаривает, парнишка-то. Был бы взрослый, так сразу бы… А тут труднее. Вот придумал Гитлер! Малолетками да стариками прикрываться. Ах, мать его в дышло, детей бросает под огонь!

Граната ухнула неподалеку от нас.

— Вот бестолочь! — возмутился Котлов. — Меня дело ждет, а он все швыряет. А павшие лежат…

Котлов выставил белый флажок с изображением красного креста. Фаустник швырнул гранату еще ближе к нам.

— Экая бестолочь!

Я прицелился из автомата.

— Погоди, успеется!

— Мне надо в редакцию!

— Погоди, не воз же у него этих гранат.

— А может, и воз.

— Эй, кончай швырять! — протрубил Котлов. — Мы тебя не тронем. Шумни-ка на ихнем.

Я крикнул по-немецки то же самое, что и Котлов. Фаустник ответил следующей гранатой. Когда она разорвалась и рассеялся дым, из окопа донеслось:

— Русь, сдавайся! Хайль Гитлер!..

Котлов принахмурился и жестко сказал:

— Дай-ка мне автомат.

— Я и сам могу.

— Ты его убьешь.

Я пополз.

— Погоди! — закричал мне Котлов. — Это ведь парнишка, а не сам калиф.

— Вот еще! — отмахнулся я. — Ты шуми, шуми, отвлекай на себя.

Котлов начал кричать. Нет, он не кричал, он орал во все горло. Голос у него сел, и он уже не выговаривал слова, а как бы высвистывал их.

Но я уже подполз с обратной стороны. Да, мальчишка лет шестнадцати, не больше! И действительно, экая бестолочь! Глядя на кричавшего сиплым голосом Котлова, он немного подрастерялся и все раздумывал, бросить очередную гранату или нет. В это время я и сиганул на него, вырвал и отбросил в сторону гранату, которая шлепнулась неподалеку и… не разорвалась. Тут я его и схватил под мышки и поднапрягся, чтобы вытащить из окопа. Не получилось! Еще раз поднапрягся — и вытащил, совсем оробевшего и онемевшего от страха. И для порядка обыскал, нет ли при нем оружия.

— Экая бестолочь! — сказал подбежавший Котлов. — Ну, шельмец, тикай к своей мамке!

Пока мы разговаривали с фольксштурмовцем, бой поутих, откуда-то появился перед нами лейтенант Лютов с двумя автоматчиками, весь испачканный землею: видно, хорошо поползал, лицо закопченное, в дыму.

— Уговариваете фашистика?! — У Лютова ворохнулись бельма глаз. — А там два полка наших залегли. Мы напоролись на фашистский форт. Я лазал в разведку. Такое чудище, что зубы обломаешь. С трехэтажными амбразурами. — Он кивнул своим автоматчикам: — Отсчитайте сто шагов… к железной дороге!

Автоматчики начали отсчитывать.