Бриггсу он не доверяет. И никогда не доверял. Я всегда списывала это на ревность. Бриггс — человек влиятельный и опасный, а Бентон утратил свое влияние после ухода из ФБР. К тому же у нас с Бриггсом общее прошлое. Он один из немногих в моей жизни людей, кто вошел в нее до Бентона. Иногда кажется, что я познакомилась с Джоном Бриггсом, едва повзрослев.
— В армии не хотели, чтобы ты давала интервью о Центре или рассказывала публично о Довере до учреждения ЦСЭ и окончания твоей командировки, — продолжает Бентон. — Тебя на какое-то время отодвинули в тень. Вспоминаю, когда ты в последний раз появлялась на Си-эн-эн. Получается, по меньшей мере год назад.
— Предполагалось, что именно сегодня я выйду из тени. И обстоятельства сложились так, что Си-эн-эн отменили. Отменили в третий раз. Ровно столько же откладывалось мое возвращение.
— Да, совпадения. Много совпадений.
Может быть, это Бриггс умышленно скомпрометировал меня. Какой блестящий план — готовить меня к большой, самой большой в моей карьере работе и при этом делать так, чтобы меня забыли. Делать из меня невидимку. Лишить голоса. И в конце концов избавиться от меня. Сама эта мысль шокирует. Нет, все-таки не верю.
— Кто подстроил эти совпадения, вот что тебе нужно знать. И я вовсе не утверждаю, что Бриггс сделал что-то в духе Макиавелли. Бриггс — не весь Пентагон. Он — просто винтик в очень большой машине.
— Я знаю, что тебе не нравится Бриггс.
— Мне не нравится машина. Она везде и повсюду. Это нужно понимать, чтобы не дать ей пережевать тебя и выплюнуть.
Снежинки щелкают и прыгают по стеклу. Мы проезжаем по открытой местности и через густой лес, а когда минуем мост, слышим, как справа с силой бьется о парапет вода. Температура, должно быть, упала; снег мелкий и колючий. Вырываясь из одного погодного кармана, мы попадаем в другой, и от этих перемен мне становится неспокойно, тревожно.
— Миссис Донахью знает, что у Филдинга есть босс, главный медэксперт и директор Центра судебно-медицинских экспертиз, некто доктор Скарпетта, — рассуждает Бентон. — Она должна это знать, если решилась обратиться к тебе лично. Но возможно, ничего больше она и не знает, — констатирует Бентон, предлагая свое объяснение случаю в аэропорту.
— Давай посмотрим, что здесь. — Я хочу заглянуть в конверт.
— Его нужно отдать в лабораторию.
— Она знает, что Скарпетта — босс Филдинга, но не знает, что я — женщина. — Звучит нелепо, но не невероятно. — Но ведь достаточно открыть Интернет и вбить в строку поиска мое имя.
— Интернетом пользуются не все.
Я постоянно забываю, что в мире полно людей, абсолютно неискушенных в технических премудростях. В том числе и среди тех, у кого есть шофер и «бентли». Его задние огни становятся все меньше и меньше, они уже далеко впереди на неширокой двухполосной дороге. Для такой погоды «бентли» идет уж слишком быстро.
— Ты показал ему свое удостоверение? — спрашиваю я.
— А как ты думаешь?
Конечно, не показал.
— Значит, он так и не понял, что ты — не я.
— По крайней мере, по тому, что я делал и говорил, он этого понять не мог.
— Значит, миссис Донахью так и будет считать, что босс Филдинга — мужчина. Странно, что Джек, сообщив ей, где меня найти, не дал никаких дополнительных разъяснений и даже не сказал, что я — женщина. Пусть не прямо. Странно. Не знаю… — Я вовсе не уверена, что мы правильно все просчитали. Что-то здесь не складывается.
— Я и не думал, что у тебя столько сомнений насчет Филдинга. Хотя они все небезоснователны. — Бентон пытается вытянуть меня на откровенность. В нем снова проснулся агент ФБР. Давненько же я не видела его таким.
— Только не говори, что мне следовало понять его раньше. Пожалуйста, — с чувством прошу я. — Сегодня с меня довольно.
— Я говорю, что не думал…
— А у меня не было ничего, кроме смутных опасений и неясных подозрений. У меня не было достаточных оснований для чего-то большего, чем обычное беспокойство. — Говоря так, я прошу Бентона поделиться информацией, если она у него есть, и не вести себя как полицейский или практикующий психотерапевт.
Но он уже закрылся и молчит. Смотрит прямо перед собой, сосредоточившись на дороге. Я же смотрю на него и вижу резкий профиль в тусклом свете приборной доски. Так у нас было и есть. Мы старательно обходим запретные темы. Мы исполняем ритуальные пляски вокруг секретов и тайн. Иногда лжем. Сначала мы еще и обманывали, потому что Бентон был женат. Мы оба умеем обманывать. Это не предмет для гордости, и я не хочу, чтобы так продолжалось в силу профессиональной необходимости. Особенно сейчас. Бентон ведет обычную игру, а мне нужна правда.