Обсидиановый нож

Будущему не изменить прошлого. Нарана не хочет обессиливать Наблюдающего Небо излишним знанием. Она права. Если все так, если за Равновесием грянут Атилла, Чингиз — хан, Кортес — все трое хомо сапиенс… И Адольф Гитлер — тоже хомо сапиенс. Если все так… Тогда необходимо использовать каждый и любой шанс. «Поворот Ахуки» — один из шансов. Николай Карпов ничего не скажет Наблюдающему Небо.

С этим решением он поднялся на поверхность. Там светило солнце, и Ахука не спрашивал ни о чем. Он посмотрел на солнце, вздохнул, и стало ясно, что Ахука и сам знает все. Не хуже, чем пришелец, и уже давно. Задолго до поворота, названного его именем.

Глава 11

Кузнец Гийкхаг строил крылья. Об был сыном изгнанницы и был зачат в джунглях. Врачи не определили его развития, как это делается обычно — по просьбе матери и совету Нараны. Гийкхаг развивался замедленно, поздно получил раздвоение, поздно получил профессию. В строгом порядке Равновесия такие люди встречались реже, чем белые обезьяны. Многие чуждались его — и как Кузнеца, и как сына изгнанницы. Смутно подозревалось, что он был зачат от малоголового. Но Ахука любил его, и не за одну лишь мечту — летать без Птиц. Однажды вечером Ахука попробовал объяснить Кольке и Дхарме, почему он носится с Гийкхагом:

— Пойми, Адвеста… Ты поймешь. Гийкхаг три с половиной года от рождения был по ту сторону от Границы. Вне воспиталища. Ничем другим он не отличается от прочих, и зря болтают, что он сын малоголового.

Дхарма усмехнулась:

— Ни один Врач этому не поверит.

— Ты сказала, Дхарма. И я говорю: пусть мать Гийкхага не принимала бахуша. Из — за этого он не перестал быть Головастым, и ничего не потерял, кроме способностей к одной группе профессий. Взамен он получил свободу выбора. Понимаешь? Дхарма и я кроме своей работы годимся только в Охотники. Оба мы не станем Певцами. Никогда. Наши матери пожелали, чтобы мы стали Учеными. А Гийкхаг мог воспитаться и Певцом и Ученым, его мать не принимала бахуша, — терпеливо обьяснял Ахука. — Он может стать и Певцом и Управляющим Равновесием.

— Плохим Певцом.

— Худшим Певцом, чем Паа, и Врачом, худшим, чем ты, Дхарма, но заметь себе: его стремления с младенчества были разнообразными. И тебе, и мне не удалось позавидовать птичьему полету, а Гийкхаг строит крылья.

— Мы знаем с младенчества, что будем летать на Птицах. Но я, — щелкнула себя по животу Дхарма, — я буду принимать бахуш, что бы ты ни говорил…

Разговор запомнился Кольке по циничному — как ему показалось — жесту Дхармы. Но, опять — таки, все относительно, и не стоило судить о здешней морали. Странно, очень странно стало жить после разговора с Нараной. Жизнь среди предков — неплохо, а? Если будет ребенок, его сын или дочь, то он же будет и его прародителем. Безумная кольцовка, о которой любопытно подумать вчуже, полеживая с сигаретой на диване.

…Гийкхаг был рационалистом. О птицах Рокх он говорил: «Жалкие твари! Состоят из сердца, легких и двух пар мышц… Глупы, прихотливы, опасны».

Он был прав. Рокх, живые летающие машины, имели мозг и пищеварительный тракт не большие, чем у дикого гуся. Болели они всеми мыслимыми болезнями, так что из дюжины птенцов выживали трое, и работы с ними было чрезмерно много.

Гийкхаг был подвижником. Уже после воспитания он принялся изучать математику и управление Равновесием. Вырастил дерево, приносящее кожу, тончайшую и прозрачную, как крылья стрекозы. Работая в кузнице при большом питомнике Рокх, изучил строение Птиц. И построил бамбуковые, обтянутые прозрачной кожей крылья, длиной в пять шагов каждое — одиннадцать шагов в размахе. Разбил их при взлете и построил новые.

Колька его спросил:

— Почему ты прежде не показал мне свою работу?

— Вы летаете на железных Птицах, — застенчиво ответил Кузнец.

Крылья помещались на особой полянке, охраняемой добродушным пятнистым псом. Увидев хозяина, собака жалобно заскулила — сетовала на одиночество. На траве лежало семиметровое просвечивающее сооружение, изящное, легкое. Вес — пять — шесть килограммов, максимум восемь. Колька потрогал пленку осторожненько, полюбовался каркасом, для которого мастер подобрал конические стволы бамбука, почти сходящие на нет к концам. Маховые суставы выполнены, по — видимому, из резины. Спереди аппарат смотрелся как чайка в полете — чайка со связанными крыльями, так как места изгибов обоих крыльев были соединены резиновыми жгутами. «Ловко, — подумал Колька. — Поднимаются жгутами, руки только опускают крылья».

— Летает? — спросил он с уважением. — Прочности не маловато?

Гийкхаг без улыбки подошел, поднял аппарат на вытянутые руки, и — Колька охнул — грянул его об землю. Ничего! Даже пленка не повредилась.

— Взлетает плохо. Надо очень быстро бежать. Утром не взлетает, только в разгар полудня.

— А летает как?

— Позову смотреть, Адвеста. Придешь? Когда сделаю новые.