Общий враг

– Погоди, погоди, не так быстро, – Леонид замешкался со штативом, третья нога которого никак не хотела выдвигаться. – А, черт с ней… Сюда поставлю.

Оператор вышел из положения очень просто – пристроил камеру на один из мешков с личными вещами. В отсутствие иных вариантов эти мешки, набитые одеждой, служили бойцам или подушкой, или табуреткой во время отдыха и в перерывах между миссиями. Сейчас во внутренних помещениях бункера было относительно свободно. Первый взвод целиком уехал на патрулирование, и можно было спокойно разместиться на пустующих лежаках, наспех сколоченных из фанеры и досок. Условия для съемок были, конечно, спартанские. Света было недостаточно, но для использования в качестве «кусков», иллюстрирующих отдельные моменты пребывания американских войск в Ираке, такие кадры были в самый раз. Зернистость, странные ракурсы, заваленный горизонт, посторонние шумы, периодическое пропадание фокуса… Это была та самая документальность, которую любили зрители и обожало руководство канала. «Эффект присутствия». Так любил говорить босс, когда на совещаниях рассказывал, что именно хочет увидеть, расписывая концепцию картинки. Эффект причастности. Спонтанность. Будут ругаться нехорошими словами – отлично. Запикаем. Будут показывать плохие вещи – замечательно. Замажем. Главное – естественность. «Эффект присутствия»… Леонид даже усмехнулся. Сюда бы нашего шефа… В машину. Когда мы ехали из аэропорта… Эффект присутствия…

Леня был чрезвычайно рад тому, что обстановка, наконец, нормализовалась и началась толковая работа. Обстановка, конечно, и с самого начала была нормальной, но изначально он был против идеи брать быка за рога и плотно снимать в первый же день. Человек, которого надо отснять, причем вот так вот, по-простому, без выпендрежа, не сможет с ходу адаптироваться к присутствию камеры. Оператор за все годы работы давно уяснил одну важную истину: люди, которым задают вопросы и снимают, больше всего «зажимаются» не по причине присутствия репортера или оператора. Больше всего выбивает из привычной колеи именно камера. Когда она смотрит на тебя, испытываешь прямо-таки священный трепет!

Когда рассказываешь что-то человеку, собеседнику, даже самому невозмутимому и непробиваемому, волей-неволей, подсознательно ощущаешь, а может быть, даже сам «додумываешь» реакцию, отслеживаешь минимальное, микроскопическое проявление эмоций и обратной связи. Но с камерой-то этого не проходит! Она холодная. Она мертвая. Точнее – не живая. Равнодушная ко всему. Бесстрастная. Бессовестная. Кому-то, конечно, это на руку. Можно сказать и показать ей все, что хочешь и все, что не хочешь. Ноль эмоций. Стоит себе, молчит. Смотрит. Хотя «смотрит» – это все-таки человеческое действие, а тут и вовсе получается что-то непонятное…

Для человека неподготовленного, обычного, беседа на камеру является сложным испытанием. Сколько раз он наблюдал, как записные балагуры и шутники, великолепные рассказчики и страдающие неудержимым словоизвержением (в хорошем, конечно, смысле) начинали заикаться, мычать и пытаться осмысленно связать два слова, едва их просили уделять внимание объективу. Вот по этой простой причине Леонид предлагал Курочкиной денек повременить с началом интервью, ограничиться такими вот, «пиратскими» беседами, в ходе которых человек привыкает к технике, к людям, которые с ней работают.

Леня был доволен, что Родион оказался не из числа тех, кто зажимается перед объективом, но все же было заметно, что парень не может до конца расслабиться, чтобы пошел нормальный, простой разговор без штампов и тщательного подбора правильных слов. Леонид предлагал Наде просто поболтаться следом с камерой в руках, но амбициозная девчонка, конечно же, не послушала своего напарника и предпочла сделать по-своему. Ну что ж, она тут старшая… Глядя на то, что получилось, Леонид соглашался с тем, что вроде бы все нормально, дело пойдет, но что-то его все-таки коробило.

Конечно, без постановочных сцен в передаче было не обойтись, но не стоило забивать все время подобными отрывками. И оператор решил, что обязательно постарается «разбавить изюминкой пресное тесто существования». Устанавливая камеру на зеленый вещевой мешок с трафаретной надписью «Rodion Zakharov», Леонид почему-то вспомнил, как работал на чемпионате мира по бальным танцам.