Общак

— Моральный стержень, — повторил Боб. — Конечно, мистер Умаров.

— Человек, у которого есть моральный стержень, знает то, что он знает, и знает то, что он должен делать. Он знает, как держать свои дела в порядке. А человек без морального стержня не знает того, чего не знает, и этого ему никак не объяснить. Потому что если бы он знал это, тогда у него был бы моральный стержень. — Човка поглядел на Марва. — Понимаешь?

— Да, — сказал Марв. — Прекрасно понимаю.

Човка поморщился. Некоторое время он молча курил.

Строительный рабочий в фургоне застонал, и чеченец, тот, что был слева, стал отвешивать ему подзатыльники, пока тот не умолк.

— Кто-то ограбил мой бар? — обратился Човка к Бобу.

— Да, мистер Умаров.

— Ты, Боб, моего отца называй «мистер Умаров», — сказал Човка. — Меня зови Човка, идет?

— Да, сэр. Човка.

— Кто ограбил бар?

— Мы не знаем, — сказал Кузен Марв. — Они были в масках.

— В полицейском рапорте сказано, что у одного на руке были сломанные часы, — сказал Човка. — Это вы сообщили полиции?

Марв уставился на свою лопату.

— Это я, — сказал Боб, — ответил не подумав. Простите.

Човка еще немного покурил, глядя на строительного рабочего, все стояли молча.

Затем Човка обратился к Марву:

— Что ты сделал, чтобы вернуть деньги моего отца?

— Мы разослали весточку по району.

Човка поглядел на Анвара:

— Ваша весточка там же, где и наши деньги.

Парень в фургоне обделался. Все слышали это, но сделали вид, что ничего не случилось.

Човка закрыл дверцы фургона. Он дважды стукнул по кузову кулаком, и фургон отъехал от тротуара.

Човка развернулся к Бобу и Марву:

— Найдите эти говняные деньги.

Човка сел обратно в «эскаладу». Анвар помедлил у водительской дверцы, поглядел на Боба и указал на островок снега, который Боб пропустил. Залез вслед за боссом во внедорожник, и обе «эскалады» отъехали от тротуара.

Кузен Марв отсалютовал им, когда они остановились на знаке, прежде чем повернуть направо.

— И вас, джентльмены, с гребаным Новым годом!

Боб некоторое время молча бросал снег. Марв стоял, опершись на лопату, и созерцал улицу.

— Этот парень в фургоне… — начал Марв. — Я не хочу о нем ни говорить, ни слышать. Согласен?

Боб тоже не хотел о нем говорить. Он кивнул.

Спустя некоторое время Марв продолжил:

— И как прикажешь искать эти деньги? Если бы мы знали, где деньги, то знали бы, кто нас ограбил, значит были бы в деле, и тогда нам обоим просто-напросто отстрелили бы башку. Ну и что делать?

Боб продолжал работать лопатой, потому что на этот вопрос у него не было ответа.

Марв закурил «Кэмел».

— Долбаные чечнянцы.

Боб замер с лопатой:

— Чеченцы.

— Что?

— Они чеченцы, — сказал Боб, — а не чечнянцы.

Марв ему не поверил:

— Но страна-то Чечня…

Боб пожал плечами:

— Ты же не называешь ирландцев ирландиянцами.

Они оперлись на лопаты и некоторое время созерцали улицу, пока Марв не предложил вернуться в бар. Очень холодно, сказал он, и это чертово колено его просто убивает.

Глава пятая Кузен Марв

В конце 1967 года, когда добрые жители Бостона избрали мэром Кевина Уайта, Кузена Марва, голос которого считался великолепным, освободили от занятий в третьем классе, чтобы он пел на инаугурации. Каждое утро он приходил в церковь Святого Доминика. А днем, после обеда, ехал на автобусе через весь город, чтобы репетировать с хором мальчиков в Старой Южной церкви в Бэк-Бэй. Старая Южная церковь находилась на Бойлстон-стрит, 645, — Марв запомнил этот адрес на всю жизнь, — и была построена в 1875 году. Она стояла через площадь и наискосок от церкви Троицы, еще одного архитектурного шедевра, и буквально в шаге от главного отделения Бостонской общественной библиотеки и отеля «Копли-плаза» — все четыре постройки были настолько величественны, что, когда маленький Марв оказывался внутри, пусть даже на первом этаже, ему казалось, что он становится ближе к Небесам. Ближе к Небесам, ближе к Богу, ко всем ангелам и прочим духам, которые парили на заднем плане старинных картин. Марв помнил, как в его сознании мальчика-хориста впервые поселилось взрослое подозрение, что это ощущение близости к Богу как-то связано с ощущением близости к знанию.

А потом его выгнали из хора.