Забалтывая и профанируя священные темы, фильм не озаботился своими прямыми обязанностями: сюжетом, характерами, ритмами. И получилось, что всю дорогу только то и происходит, что два унылых героя, мужского и женского рода, слоняются зачем-то по всему миру и несут чушь. Пожухлая Одри Тату играет некую Софи, которая в конце фильма оказывается прямым потомком Иисуса, с переносицы Тома Хэнкса не сходят две вертикальные морщины, отчего лицо прославленного актера кажется окаменевшим от горестного изумления: Боже, как я попал в эту дрянь, где мне нечего играть? Абсолютно непонятно, зачем этой картине живые актеры – персонажи только выиграли бы, если бы их нарисовали на компьютере, хотя и это бы не помогло, поскольку между ними нет отношений, нет истории. Ноль эротики! И это притом, что разглагольствуют весь фильм про священное женское начало, про союз мужчины и женщины, про плохую христианскую церковь, которая это святое женское начало репрессировала. А между героями даже тени притяжения нет.
Эх вы, скорбные головой. Да когда церковь якобы «репрессировала» женское начало, разнополых людей било и трясло от желания. А сейчас многие из них и глядеть друг на друга не хотят, до того опротивели друг дружке. Благодаря христианству образ жены и матери стал высоким, чистым, священным. Впрочем, мистер Браун возник не на пустом месте, и действительно, в человечестве бродят смутные сказки про обиженную богиню, да только эта тема не для слабых умов, не для профанации, не для мистера Брауна. Он не истину насчет мироустройства ищет, а делает свою коммерцию.
Книжки кто читает? В основном тетки. Тетки всего мира похожи. Им-то и льстит «Код да Винчи» – безбожно, безгранично и беспардонно. Утверждает, что их, бедных, обошли, обидели, подавили, обманули, что они вообще-то являют собой божественное начало в полный рост и зря их сжигали на кострах. Они, может быть, потомки Иисуса Христа, на минуточку!
На пустую голову «Код да Винчи» сильно вреден. Но это же нашей с вами головы не касается, правильно?
Свинство по-французски
Надо сказать, мы, русские, теперь довольно трезво смотрим на мир, понимая, что нас никто не любит и мы никого не любим. Да и никто никого не любит, так что все нормально. Перевелись всем скопом «на цифру»: вы нам то-то, а мы вам то-то, а если не столько, то тогда вот и нисколько.
И если американец или, например, датчанин начнет говорит глупости и гадости о России, никакой радужный флер более не заслонит наш суровый трезвый взор, и мы спокойно скажем – заткнись, урод. Вместо того чтобы по образцу прошлых лет холуйски кивать и вопить – ах, господин, спасибо, господин, как вы это верно подметили, господин.
И только одна нация почему-то находится у нас в привилегированном положении.
Какой-то остаточный, исторически сложившийся мираж окутывает образ «бель Франс», прекрасной Франции. По-прежнему все «русские княжны» готовы часами слушать «французика из Бордо», если вы помните третье действие пьесы «Горе от ума». Завравшегося французика по-прежнему никто не оборвет на полуслове, да и вообще не принято у нас связываться с этой нацией.
Остались в русской душе какие-то смутные сладкие надежды, воплощенные в слове «Франция». Оттого у нас процветают и называются «популярными писателями» абсолютно загадочные персонажи, имена которых в культурной Франции неприлично и упоминать. Как крапива, растут в наших книжных магазинах Фредерик Бегбедер и Бернард Вербер, бедные девицы покупают их центнерами, а лукавые журналисты именуют их жалкие почеркушки «мировыми бестселлерами». Будем надеяться, это действует остаточный «французский мираж», а не элементарная коррупция со стороны издательств.
Пишут Бегбедер и Вербер чудовищно. Не просто плохо, а невероятно, запредельно плохо, тупо, примитивно. Один спекулирует на сексуальные темы, другой на темы загробной жизни – на том, что волнует всякого обывателя. Так тупо и примитивно в России не пишут даже писатели третьего и четвертого сорта – у нас не принято. В сравнении с Бегбедером Оксана Робски – это А.П. Чехов, в сравнении с Вербером Сергей Лукьяненко – Данте и Гёте.