Из глубин подсознания постепенно раздавалась игра на виолончели, которая становилась четче и громче. Я ощутила пульсацию, потом увидела, как двигаются волны во тьме. Потом, как в радио после помех раздался прекрасный голос:
—
—
—
—
—
—
Я, конечно, могла бы «высвободить» их, как когда-то в случае с Эсхель, уповая на удачу. Но это лишь в самом крайнем случае. Последствия будут весьма плачевными, в первую очередь для моих «я». А я должна заботиться о них, о каждом из них, невзирая на личные предубеждения и состояние. Иначе никто из них не будет мне потом доверять. Тогда я даже боюсь представить, что со мной станет. Наверное, уничтожу саму себя в борьбе против собственных личностей, которым вдруг стану врагом. И самое главное — я дала себе слово, больше как с Эсхель и Энн не повторится.
—
—
—
—
—
—
—
—
И пока я маялась фигней с цепями, со стороны двери раздались шаги. Вскоре она отворилась и наш мрак ослепил яркий белый свет от палочек двух черных силуэтов. Они приволокли бессознательное тело и теперь взялись за меня, предварительно парализовав заклинанием, когда я только хотела встать. Моя обмякшая туша вмиг перестала меня слушаться, пусть я сохраняла трезвость ума. Очень странное и неприятное ощущение — стать беспомощным заложником собственного тела.
Меня волокли по ступенькам наверх довольно не долго, парочка поворотов по узкому каменному коридору и наконец ощутила тепло и приятный запах то ли парфюма, то ли чего ещё. Лестрейндж и впрямь жила в подобии замка. Даже Хогвартс не мог бы похвастаться столь роскошным изобилием интерьера давних эпох. Двое людей в черных камзолах и в масках усадили меня на громоздкое кресло, запятнанное кровью. И вскоре к нам присоединилась она, роковая брюнетка во всем черном одеянии. Бледная, худенькая, с точеной фигурой, но с безумным взглядом. Несмотря на весьма нелестную репутацию, если об этом не знать, Беллатриса выглядела эффектно.
По мраморному полу раздавался лишь цокот каблуков. Подойдя вплотную ко мне, она провела палочкой по моему лицу. Ее темные глаза изучали меня, как хищник добычу. Она велела принести мои вещи. Там ничего ценного, потому и не беспокоилась, ну, кроме худи.
— И так, кто же ты?
— Я… — Лестрейндж сняла заклинания паралича и я сразу почувствовала облегчение. Даже дышать стало приятнее. — Меня зовут Элейн.
— И кем же ты приходишься, грязнокровке, Элейн? Друг? Союзник?
— Хех, друг… — усмехнулась я, что не понравилось Лестрейндж. — Я… Просто случайный попутчик.
Она не поверила.
— Неправильный ответ, спрашиваю ещё раз, — протянула она, ухмыляясь. Судя по всему, она пребывала в приподнятом настроении.
— Я… Не знаю… — это был честный ответ. Ведь я и сама толком не знаю ответ. Я же, просто пытаюсь держать слово, данное Эсхель — помочь Гермионе и всё, — Лестрейндж остановилась, её глаза опасно сузились.
— Сколько вас еще?
— Понятия не имею о чем вы.
— Каковы ваши планы?
— Знаете, это всё просто недоразумение, — продолжила я строить из себя невинность.
— Не хочешь отвечать? Что ж, боль заставит тебя передумать. Crucio!
Алый луч непростительного заклятья не успел до меня дойти, как все мое тело охватил спазм боли. Мышцы будто разрывались изнутри. Я едва ли могла дышать, будто лёгкие горели.