Обрученные с Севером

Альбанов не забыл их побега, бессмысленность которого для него была очевидна: без карты и каяка с острова никуда не уйти. Никуда! Пережив первый приступ слепой ярости и непреодолимого желания во что бы то ни стало догнать и наказать беглецов, он понял, нет, скорее почувствовал, что у людей стали просто сдавать нервы и их неблаговидному примеру в любой момент могут последовать и другие. Тогда он заставил себя простить и сумел убедить в этом остальную команду. А сейчас, сидя в убийственном бездействии на мысе Гранта, когда до спасительного мыса Флора уже рукой подать, опять намечается этот срыв и снова нужно принимать непростое решение. С затравленной тоской одного за другим оглядывал штурман своих спутников. Обшарпанные севером лица и души, страх и неуверенность в глазах. Сколько в них еще осталось воли? Сдюжат ли? Смогу ли я сам? Дай под силу ли такое вообще простым смертным Но люди ждут. Ждут его твердого и определенного ответа. Где же этот Максимов? Сколько можно ждать?! Мы ведь здесь тоже не на курорте. В пешей группе ребята самые крепкие, не чета этим. Нет, медлить больше нельзя! Мои доходяги и впрямь перемрут здесь как мухи, к чертовой матери, а не ровен час и вцепятся друг другу в глотку. Надо решать!

— Ладно! Как ни крути, а сегодняшняя погода все равно не самая лучшая для перехода. Ждем еще сутки и уходим. Это всё, всем спать! — сказал, как отрубил, тоном, не допускающим возражений.

С деланой беззаботностью небрежно привалился на камни. Штурмана бил озноб, зубы непроизвольно чеканили мелкую дробь. Базальтовый осколок больно уперся в ребра, но он, не шелохнувшись, стерпел, не желая продолжать разговор…

— Вставай, ГТС‑ка пришла, едем в тундру, — командир тряс меня за плечо. Я машинально поднялся, медленно возвращаясь к реалиям жизни:

— А как же… — уютное мягкое кресло после бессонной ночи сборов застало меня врасплох. Подосадовав в душе, что так и не досмотрел сон, я вышел на заснеженный двор, где уже стояла «под парами» совсем новенькая полярная чудо- техника.

— Олег Леонидович, спутниковый телефон с собой прихватите… на всякий случай, — тактично посоветовал нашему командиру дежурный офицер.

Начало путешествия по Земле Александры оказалось безрадостным: заброшенная в середине девяностых станция «Омега» с укором смотрела на нас пустыми глазницами выбитых окон. Огромное количество ржавеющих металлических бочек из‑под топлива на побережье бухты Северной — печальное наследие нескольких десятилетий беспечного варварства — то тут, то там начинало протаивать сквозь белоснежную вязь под робкими солнечными лучами. Человек — хозяин природы! Надо же было кому‑то придумать такую дурацкую фразу! Человек всего лишь дитя природы, причем зачастую неразумное и жестокое. Словно прочитав мои мысли, Роман Ершов не без гордости показывает привезенный сюда 25–тонный пресс, под действием которого двухсотлитровые бочки превращаются в тонкие металлические блины, готовые к отправке на материк для дальнейшей утилизации.

— Только ломается часто, слабоватый, — сетует Рома, — бочки‑то лежат еще с тех мохнатых времен, когда металла на изготовление тары не жалели, поэтому сжимать их не такого просто.

Рядом небольшая горка «готовой продукции». Под унтами мерно поскрипывает фирн.

— Остальное засыпано снегом у вас под ногами: целая куча с человеческий рост. Всего около тысячи сплющенных бочек. Когда‑нибудь мы очистим весь этот берег!

Когда‑нибудь! Господи, сколько ж нужно времени, чтобы разгрести эту стратегическую помойку? Оставив ржавеющее наследие прошлого на побережье, уже пешком мы отправляемся в сторону залива Дежнева Там, закованный в тяжелых льдах, застыл в величественном монументе огромный бродяга–айсберг. Отстав от группы и увлекшись фотосъемкой, я внезапно почувствовал, как земля уходит у меня из‑под ног, и я проваливаюсь куда‑то вниз.

— Вот черт, только бы не в берлогу! — пришла в голову первая мысль.

Тревога оказалась напрасной. Осмотревшись, я понял, что просто не заметил, как заметенный снегом берег закончился, и угодил в трещину припая. Ребята уже возвращались на выручку. Виновато улыбаясь, мне удалось опередить их и выбраться самостоятельно.

До айсберга было не более шестисот метров. Вблизи он выглядел еще более внушительно. Сверкающая в лучах солнца бирюза все еще торжественно несла на себе отпечаток казавшейся незыблемой вечности. Но едва начавшее набирать свою силу полярное солнце готовило ему неминуемую гибель: с южной стороны исполин уже начал истекать кровью, застывающую искристыми, отливающими серебром сосульками. Тем не менее ледовый гигант по–прежнему излучал какую‑то сумасшедшую энергетику.