Обряд

Долго никто не отвечал. Пять гудков, еще пять, еще пять. Наконец трубка щелкнула, прокрутила кусочек электрической шуршащей тишины, послышалась тонкая робкая хрипотца бабки Анны:

— Алё.

— Игорь, — сказал он.

— Нету, Игорек, ничего нету, никто не звонил, — голос бабки Анны заторопился, задребезжал.

— Как Люба?

В трубке всхлипнуло, швыркнуло, опять кусочек, шуршащая полоска.

— Анна Егоровна, — сказал он требовательно, — ты за ней смотри, пожалуйста. Меня не будет до вечера. Уж как-нибудь давай. И сама держись.

Трубка молчала. Игорь положил ее, как мог, осторожно к выскочил из будочки. Нет, эти негодяи за все ему заплатят, только найти их. В любом случае, в любом заплатят!

Что значит «в любом случае», он, пожалуй, и сам не мог бы сказать, но голову вдруг обнесло яростью, ненависть к похитителям заставила его вздрогнуть. Он подумал, что если этот мельник, или кто он там, поведет себя так же, как Креп, то будет уже другой разговор, не то, что с Крепом. Он знал теперь, что будет действовать, даже пренебрегая собственной жизнью. Господи, да что ему делать с этой самой жизнью!

Ручей пересекал поселок посередине, ложбиной меж двух холмов. Вверх по течению в сторону мельницы не было ни дороги, ни даже тропы. «Значит, мельница-мутовка, без пруда, — подумал он. — Рыбачить негде, никто туда не ходит».

Гроза, должно быть, лишь задела Пристанище. Асфальт был уже сух, трава еще сверкала, но вода с полян скатилась, оставив кусочки коры, погнутые легкие былки, подсыхающие полоски нанесенной глины. Впереди на юге вовсю голубело, хотя солнца пока не было. Береза на опушке то сонно потягивалась, поводя ветвями, то вдруг трепетала, стряхивая последнюю влагу.

Дачник в полосатой пижаме, высоко поднимая ноги, ходил в ближнем огороде и, зачем-то приставив руку к глазам, длинно всматривался в дали своей заурядной местности.

Ноги в кроссовках промокли через пять минут, но одет был Игорь удачно: ветровка и вместо всегдашних джинсов спортивные брюки. Лес пополз в гору, выступили серые уродливые валуны, проплыл за деревьями гигантский, в метр высотой муравейник, внезапно показалась меж деревьев плоская каменистая вершина, и сразу за ней холм круто покатился вниз.

Полчаса спустя Игорь, держа в виду все более тончающий ручей, забрел в странные дебри. Среди ясного дня стало вдруг сумрачно, деревья поднялись, их ветви наверху плотно сцепились, трава, напоминающая осоку, хищно обхватила ноги. Мирные домашние муравейники исчезли, обгорелые пни жутко, нереально торчали в гуще нетронутого леса. Запахло болотом, грубо и раскатисто ухнула неведомая огромная птица, черным парусом мелькнув меж берез и елей.

Слева вдали мигнуло какое-то яркое пятнышко, искорка. Исчезло, опять мерцающе засветилось. Игорь, как-то вдруг оробев, пошел туда, на это пятнышко, Местность понизилась, ноги начали натыкаться на мягкие рыхлые кочки. Пятнышко, пропав, появилось еще левее. Он еще раз повернул. Теперь вокруг были только исполинские косматые ели, дневной свет почти исчез, в углублениях почвы свирепым маслянистым блеском посвечивала вода. Он остановился, глупо озираясь. Пятнышко — огонек, свечечка? — качнулось, отдаляясь, утонуло в сумраке, вынырнуло ярко-сиреневым и вдруг как-то по-человечески — так показалось — подмигнуло. Верховой шелестящий шум пронесся над головой Игоря, в ушах что-то тонко лопнуло. «Не ходи при болоте, черт уши обколотит», — вспомнилась присказка бабки Анны, он хотел улыбнуться, ободряя себя, но ничего не получилось.

Справа, из-под глухого темного сукна ближней ели высунулась рука и поманила а себе Игоря. Он, вздрогнув, подбежал к ели и нырнул под ее шатер. Там никого не было. Он огляделся, напрасно стараясь успокоиться. Вдали, в той стороне, где был огонек, расстилалось за деревьями бело-желтое свечение, точно лежала там тихая цветочная поляна. Он пошел к ней. «У-ух!» — выдохнуло сзади на весь лес. Он кинулся бежать, натыкаясь на прутья березового подроста, на жесткую хвою, спотыкаясь о корни. На лицо, точно маска, налипла паутина, за шиворот упала сухая хвойная иголка, уперлась в шею.