Обретая иллюзии. Иллюзия 2

Он, будучи господином, уступает рабыне? Позволяет мне, животному, пройти первой? Что это с ним случилось?

Неужели, всему виной платок на моей голове? Так просто им повелевать, оказывается?

Кусок ткани настолько сильно влияет на разум беспардонного Фархада, что диву даёшься. Но лучше не испытывать его терпение, пока он держит себя в руках.

Переместив любопытное внимание с лица Фархада на тело, просто не могла не заметить, что Фархад сегодня был без черной футболки, которую видела вчера. От созерцания его мускулистого торса, покрытого татуировками, а какими именно – разглядывать времени не было, да и неприлично, у меня перехватило дыхание.

Неправильные мысли и приземлённые, низменные желания роем закружились в сознании. Стало душно от его присутствия, кровь прильнула к голове, в висках затарабанило. Я приоткрыла рот, чтобы облегчить процесс дыхания, чувствуя себя такой эмоционально преизбыточной, будто вот-вот упаду в обморок.

Этот мужчина определённо пользовался популярностью у женщин, ибо он как будто вышел из страниц журнала о бодибилдерах. Если бы не его поведение, и не то обстоятельство, при котором мы познакомились, я бы несомненно запала на Фархада, ибо слюни мои уже подтекали себе понемногу. И это невзирая на отталкивающее предупреждение моего холодного разума держать дистанцию, ибо Фархад – не человек, а бешеный зверь, руководствующийся инстинктами.

А ещё Фархад только что был у Палача, а значит, что он настроен на совсем недружелюбный лад со мной. Да и вчерашнего хватило, чтобы понять, как он ко мне относится. В конце концов, я оскорбила его честь и достоинство, хоть и несознательно. Это просто обязано меня насторожить и заставить бояться его гнева.

Вот и очередная опасность замаячила перед глазами. Только и делай, что успевай отбиваться…

Также я не могла не заметить, с каким вожделением и трепетом мой слуга смотрел на Фархада…

Кажись, слуга не евнух. Он просто гей, а может – и то, и другое в нём перемешалось. Если мой персональный рыжик предпочитал мужчин, и при виде влиятельного господина, полуголого колосса, чье нереальное тело, блестящее от пота, приводило в восхищение даже меня, несмотря на ненависть к его обладателю, а у слуги и вовсе подкашивались ноги, тогда это объясняет его бесспорный талант визажиста и парикмахера.

Провожая меня агрессивным взглядом, Фархад дождался, когда я скроюсь из виду, и только потом двери лифта захлопнулись.

Глава 8

Когда я вернулась в столовую, ибо те девчонки, с которыми более-менее у меня сложилось общение, всё ещё находились там, меня уже ждал допрос с пристрастием.

Перед тем, как войти туда, я сняла платок с головы и повязала на шею, чтобы девочки не задавали лишних вопросов.

– О чем вы говорили с господином Джамалом? – с ходу, не успела и присесть, взялась допытываться от меня "пятая".

– Он предложил принять их веру.

В неком замешательстве от всего, что произошло со мной за утро, я расположилась поудобнее и подтащила к себе тарелку с остывшим завтраком.

Решила заесть стресс и подавить ощущение внутренних пустот, возникших после диалога с господином Джамалом. А также исключить в себе запретное желание по отношению к очередному зверью, не способному ни к чему, кроме проявления господского нрава и жестокости.

Фархад чем-то напомнил мне Андрея, только был куда более страшен, чем мне уже привычный домашний тиранчик. От него прям чувствовался смертельный огонь, адское пламя, танцующее в нём с момента появления этого зверя на свет.

Находясь рядом с ним какое-то время, мне поневоле становилось жарко, и вовсе не от температуры его ухоженного и крайне выносливого тела. Фархад заставлял мою кровь закипать в жилах, а мозги – плавиться. И хорошо, что наша встреча, вторая по счету, снова получилась короткой. Иначе мозги мои вряд ли бы застыли, приняв прежнюю форму, как это случилось сейчас.

Фархад, в моем видении и ощущении на уровне чувственного восприятия его сущности, олицетворял собой строжайший запрет. Он как самый страшный грех, самое тяжкое преступление и самое жестокое наказание.

Но к нему, несмотря на чёткое осознание опасности и наплевав на инстинкт самосохранения, меня непреодолимо влекло. Примерно с такой же силой и мотивацией, как влечет мотылька на огонь.

Таково было моё ощущение внутреннего составляющего Фархада, противоречивое и пугающее меня саму, потому что я осознавала, что интересоваться им, выискивая что-то хорошее – полнейшее безрассудство. Доверять Фархаду, надеяться на его милость и ждать чего-то невероятного от него – всё равно, что прыгнуть в жерло извергающегося вулкана в надежде, что не утонешь в раскаленной лаве, а приземлишься в тропический оазис.

В то время, как с Амирханом я замерзала и коченела на эмоциональном уровне.

Они оба губительным образом действовали на меня: один сжигал, другой замораживал.