Но, увы, долго так кататься, подобно сыру в масле, мне не пришлось. Ле Фаню, который был мастером совать свой нос куда звали и куда не звали, уловил невесть откуда взявшийся вздорный слух и обвинил меня в том, что я шантажирую несчастного еврея. Желая отвязаться от его приставаний, я согласился выплачивать ему налог на шантаж, что привело композицию в равновесие: образовался замкнутый круг, в котором Ле Фаню платил еврею, еврей – нижеподписавшемуся, а нижеподписавшийся передавал эту же сумму Ле Фаню.
Как всегда и бывает, еврейский фактор вскоре нарушил это достаточно неустойчивое равновесие. Жадный Фингерманн решил увеличить ренту, которую вытягивал из Ле Фаню. Чтобы никто не мог сказать, что мы, местные, чем-то хуже, я тоже был вынужден поднять тариф… В общем, весьма скоро эта спираль разорвала наш отлаженно действовавший круговорот оплат.
Я решил, что пришло время исполнить мою давнишнюю мечту – отправить Ле Фаню на тот свет. Прочитав в парикмахерской историю об убийстве в беседке, я подумал о ротонде Лоло и, покумекав над композицией, понял, что могу проще простого прикончить Ле Фаню там. Но в те дни Лоло была увлечена не им, а евреем Фингерманном. Правда, из этого препятствия, которое надолго остановило бы человека, менее настойчивого и изворотливого, чем я, мне удалось извлечь пользу. Я придумал гениальный план: надоумить Тонио (пересказав историю с беседкой и шпагой) на отчаянный шаг – убить Бубе, который стоял был для него костью поперек горла, не давая сделать большой рывок вверх по социальной лестнице путем женитьбы на Пампе. Преступник с ходу заглотил наживку. Ле Фаню продумал и организовал pro domo sua[151]целую систему своего алиби, которым я, когда пришло время, воспользовался себе во благо. Он назначил своим прихвостням встречу в кино; затем – анонимно – отправил каждого из них на все четыре стороны, прекрасно понимая, что они попадут в такие переделки, что предпочтут подтвердить его алиби, лишь бы самим не попасть под какое-либо подозрение. В большой степени все прошло как по маслу – как и было задумано. Тонио клюнул на наживку – ликвидировать несчастного еврея при помощи шпаги в трости, подготовив alio spiedo,[152] таким образом, corpus delicti;[153] но провидению было угодно, чтобы он не запятнал себя убийством, и я из-за дерева влепил ему пулю в лоб из револьвера 45-го калибра. Что же до книги с историей об убийстве в беседке, которую Ле Фаню через Фрогмана должен был передать предполагаемой жертве, я позволю себе не сойтись с вами во мнении: он послал ее вовсе не из чувства собственного превосходства или безнаказанности, вовсе не для того, чтобы она оказалась у следователя под носом и тот обратил на нее внимание. Нет, я предлагаю увидеть эту деталь в другом ракурсе: это была своего рода хитрая мера предосторожности со стороны раба своих страстей. Посудите сами: ну кто бы мог подумать, что преступник подкинет полиции ключ к разгадке и притом воспользуется помощью человекообразного скунса?
Надеюсь, вы не станете отрицать, что это „мокрое дело" получилось несколько выпадающим из общего ряда? Согласитесь, не так часто удается организовать все таким образом, чтобы и подготовка к преступлению, и обеспечение алиби, и само убийство – в общем, все, было произведено за счет самой жертвы».