— Чего мы этим добиваемся? Первое: ликвидируем пост у леса, чем вводим в недоумение гражданина Новожилова. Второе: представляем нашему молодому другу возможность ввести Новожилова в круг флотских и заводских новостей — надо его слегка отвлечь? И здесь Игорь окажется как нельзя кстати, — он провел рукой по короткой прическе, — гораздо необходимее, чем здоровяк Удальцов и Спирин, будь они с нами… Наконец, третье: мы получаем реальную возможность пообедать. Предварительно все остальные начинают оттягиваться с теодолитом на приличное расстояние от дома и от машины. Новожилов, друзья, он вовсе не дурак, он понимает, что мы не пошлем Денисова одного его арестовывать. Пока все. Иди, Игорь, чистить картошку. И свободнее, расслабься!
— Хороший план, — сказал Губенко. Он первый двинулся с рейкой дальше к лесу. Вслед за ним потянулись остальные.
Почистив картошку, Денисов пошел к дому, стараясь не смотреть на окна. Ведро в колодце оказалось погнутыми ржавым, а толстая цепь из фасонных звеньев напомнила Денисову о морской службе на Севере.
Он не спеша выпрямил смятое ведро, потом опустил цепь. В это время на крыльце появился Лукьяныч, который не сумел вовлечь своего постояльца в разговор о строительстве и поэтому никак не хотел упустить нового собеседника. На старике была красная рубашка, заправленная в широкие, сантиметров сорок у манжет, спине, с искоркой брюки. В этом одеянии Лукьяныч имел вид ухарский, можно сказать, пижонский.
— Вот это да! — вырвалось у Денисова.
Воспоминания о бухте, громыхание цепи и нелепый вид Лукьяныча сделали больше, чем напутственная инструкция Кристинина: «Расслабься!»
— Где вы такие клеши отхватили, отец?
— Эти брюки, молодой человек, — с достоинством ответил бывший бухгалтер, — я купил одиннадцатого мая девятьсот сорок пятого года, на второй день окончания войны, во Львове. Материал стоил тогда по девятьсот рублей за метр. Это стопроцентная манчестерская шерсть. И сшил их львовский частник за две банки свиной тушенки.
— О-о-о! — удивился Денисов. — И не подумаешь! Такое впечатление, что сработаны в настоящей флотской швальне. Прекрасная вещь, слово! А мы тут картошку у вас не сварим?
— Сварить бы можно, — сказал Лукьяныч, — да только печка с утра топлена, а электричество не работает. Все хожу за монтером, да он у нас человек непьющий…
— Это мы сделаем! — обрадовался Денисов. — Ведь я до этой чертовой рейки с полосками электриком был. Шестой разряд!
Он прошел в дом впереди старика, краем глаза отметив всю запущенность обстановки, металлическую кровать в углу и Новожилова, еще более низкорослого и плотного, чем Денисов представлял его себе по ориентировке. Новожилов стоял у окна, сунув правую руку в карман. Выражение лица у него было злое и раздраженное.
— Привет! — сказал Денисов.
Его интересовала только проводка. Старый, с рваной обмоткой закопченный провод свисал со стены почти до кровати.
Вот это проводочка! — Он даже присвистнул. — Подождите, сейчас изоляцию притащу и отвертку.
Денисов пошел к машине, по дороге снова зачерпнул воды из колодца — напиться и смочить голову. В ящике с инструментом он нашел необходимое и снова повернул к дому.
У теодолита словно и не заметили его маневра.
Вернувшись, Денисов увидел маленькую шаткую лесенку, которую откуда-то притащил Лукьяныч. Новожилов оставался в той же позе — насквозь фальшивой и вызывающей. Его так и подмывало на безрассудный шаг. Не хватало только привычного импульса: Новожилову нужна была ссора.
— Сначала проверим проводку, — сказал Денисов.
Он заметил нетерпение Новожилова и сразу почувствовал себя намного хитрее и спокойнее своего врага.
— Все-таки решили строить интернат? — спросил Лукьяныч.
— Наверно, будут, раз нас пригнали.
— Беспокойная работа.
— Зато деньги большие, — неожиданно охотно ввязался в разговор Новожилов, — форма хорошая, проезд бесплатный. Каждый год сапоги — год хромовые, год яловые… Две фуражки.
— Видишь ли, — Денисов пристроился на верхней перекладинке лестницы, чуть в стороне от Новожилова и в то же время над ним и над кроватью. — Деньги не то чтобы большие. Так… А форму не дают. Может, раньше давали? Правда, когда на болоте работали, сапоги выдавали на сезон. Потом забрали. А кто себе захотел оставить — деньги внес: стоимость минус амортизация. Полевые и командировочные — шиш, мы здесь на ночь не остаемся. Ну, машина у нас своя, проезд бесплатный.
— Это мы знаем, товарищ начальник, — Новожилов передернулся. — Наслышаны…
— Вот именно, — не поняв, согласился Лукьяныч, — без машины вам нельзя.
— Я и на заводе неплохо зарабатывал, но не то… Дисциплина, мастер, наряды, а здесь — по деревням. Сами себе хозяева. — Он подмигнул Лукьянычу. — Ничего, отец, сейчас свет будет и картошка тоже… Мы у себя в электроцехе, между прочим, всегда картошку парили или пельмени. Лучше, чем в любом ресторане!
Денисов рассказывал о хорошо знакомой ему жизни электроцеха и чувствовал, как в поведении Новожилова появляются признаки успокоения. Он уселся на кровать поглубже, так, что сетка под ним прогнулась, однако руки из кармана не вынул.