Обратной дороги нет (cборник)

Он пошел в дежурку. Сегодня он был одним из тех пилотов, которые обязаны быть наготове для всякого непредвиденного случая.

Сигнал тревоги прервал это дежурство. Иван бросился к самолету.

Как только прозвучал сигнал, время, спокойное, тихое и плавное, время, которое мы зачастую меряем в нашей повседневности часами, не замечая, как груба эта единица измерения, теперь распалось на секунды, и каждая секунда была весома, отгранена, взвешена.

— «Залив»-пять, я — тридцать первый, разрешите запуск.

— Тридцать первый, запуск разрешаю, — прозвучал в шлемофоне знакомый голос успевшего вернуться Демина.

Соболев не знал, была ли это учебная, проверочная тревога или боевая. Да и не положено было знать, в любом случае он должен действовать стремительно и четко. Случалось ведь и так, что сюда, к северным нашим границам, залетали чужаки, посланные чьей-то злой волей для того, чтобы испытать зоркость и сноровку наших воздушных часовых. Что ж, если такой чужак вторгнется в наше небо и не пожелает подчиниться приказу о посадке или огрызнется светящейся трассой, тогда разговор будет коротким и жестким.

— Тридцать первый, взлет!

Иван ощущал то трепетное состояние слитности с машиной, которое хорошо знакомо каждому летчику: будничные заботы ушли куда-то назад, остались за пределами взлетной полосы; пилот словно растворился в боевой машине, стал ее разумом и сердцем, ее нервами.

Промелькнула последняя «земная» мысль: жаль, что он не успел купить Сереге, сыну, подарок. У мальчишки послезавтра день рождения. А через четыре дня годовщина Октября. Двойной праздник. Успеет ли выскочить в город? Но тут же эта мысль, связывающая его с домом, с семьей, спряталась в глубине сознания. Теперь он весь был устремлен вперед, в небо; глаза мгновенно схватывали показания многочисленных приборов, движения рук были расчетливы.

Внизу промелькнул стартовый пункт, автофургон с вращающейся радиолокационной антенной. Вариометр отмечал быстрый набор высоты, спустя мгновение истребитель выскочил из густой, клубящейся серой массы, и стекла фонаря озарились розовым светом.

Солнце! Он видел солнце, которого еще не было для тех, кто остался на земле. Казалось, он даже был выше придавленного к облакам светила. Клочки одиноких, забравшихся в самую высь облаков проносились мимо, светясь под лучами, словно обрывки подожженной ваты.

— «Залив»-пять, я — тридцать первый. Взлет произвел. Задание? Задание?

Прошло несколько секунд полета, прежде чем ответил командный пункт. Иван услышал сквозь атмосферный треск:

— Тридцать первый, я — «Залив», выходите на перехват противника, ваш курс сто двадцать, набор высоты до моей команды.

Соболев, продолжая набирать высоту, лег на указанный курс. Круто задранный нос истребителя вонзился в небо — оно казалось сейчас пустым, безжизненным, но где-то в голубом пространстве крался чужой самолет, и перехватчик должен был во что бы то ни стало обнаружить его. Это нелегко: «нарушитель», чувствуя близость погони, будет менять курс и высоту, лавировать. Иван знал: земля следит за ним; там, на командном пункте, среди светящихся, огромных, во все стены, карт, у штурманских столов, у экранов с их неярким и таинственным мерцанием, его командиры планировали предстоящий бой.

Чужак уже схвачен в паутину линий на индикаторе, его зеленая тень легла на матовый экран, и земля нацеливала перехватчик на «противника», подсказывая пилоту курс, высоту и скорость. И если тридцать первый не сумеет выйти на «нарушителя», тотчас маневр осуществит его дублер, который мчится следом, готовый прийти на выручку товарищу. Иван слышал в наушниках, как земля вызывала тридцать седьмого, оба они сейчас были словно две пули, выпущенные в цель метким стрелком.

По обрывкам разговоров, донесшихся из эфира, Соболев понял, что в воздухе развертывается учебный, тренировочный бой и роль чужака играет кто-то из его товарищей, но это отнюдь не уменьшило боевого азарта и чувства ответственности. И он, пилот-перехватчик, и его новая машина проходили сейчас серьезное испытание. Им обоим следовало действовать, как в настоящем бою.

Интересно, кто сегодня играет роль нарушителя? Если Крамцов, то справиться с ним будет нелегко, немало придется потрудиться, прежде чем цель попадет в прицел фотопулеметов…

Он уже испытал воздействие перегрузок, преследуя ускользающий самолет. «Противник» отчаянно хитрил, он ловко маневрировал, и земля усложняла и усложняла задачу, заставляя летчика выжимать из машины все, что она могла дать.

Сейчас он видел перед собой белую, тающую в небе нить — инверсионный след «нарушителя», но тот, резко увеличил скорость, забираясь все выше и выше, в самую пустоту разреженной бездны.

Небо здесь было уже темным.

— Тридцать первый, тридцать первый, курс девяносто, режим «максимал-форсаж».

Он дал полные обороты турбинам и вошел в вираж, занимая новую позицию для атаки. Перегрузка прижала его к спинке сиденья, сдавила голову.