Оборотень. Новая жизнь

– О да, я знаю, – ответил фон Кнобельсдорф. – Тогда, позвольте, я несколько перефразирую свою мысль. В давние времена умственно ущербных часто использовали в роли провидцев. Ритуалы, калечившие людей, и человеческие жертвоприношения порой применялись для того, чтобы, шокировав мозг, активировать его незадействованные участки, вплоть до сумасшествия. Те, кто, в нашем понимании, лишился рассудка, имеют доступ к уголкам сознания, недоступным для здоровых. И будущее Рейха связано не со сверхлюдьми, а с безумцами и увечными.

Макс ничего на это не сказал. Фоллер сразу же отказался от мысли выгородить себя, защититься, главным образом потому, что он-то знал – защищать особо нечего. Его работа была следствием преувеличенного самомнения, к которой по ошибке отнеслись слишком серьезно. И сам Макс с самого начала не рассчитывал получить за нее что-то более существенное, чем возможность кутнуть как-нибудь вечерком.

Фон Кнобельсдорф между тем продолжал:

– Вы считаете, что здоровый рассудок может служить ингибитором экстрасенсорных способностей, своего рода их изоляцией. Если удалить его либо блокировать те участки мозга, которые ответственны за него, можно получить ключ к телепатии, возможности общаться с духами, а может быть, и с самим Богом.

Макс понимал, что этот эсэсовский офицер использует свои познания как таран, бьет его прямо в лоб, чтобы запугать и деморализовать. Его продиктованная инстинктом линия поведения при подобных наездах сводилась к тому, чтобы лишить атакующего силы, не обращая внимания на то, на что тот делает упор, то есть попросту изменить правила. Но в данном случае Макс понимал: идет борьба за его жизнь и он обязан сражаться, хочет он этого или нет.

– То, что человеческий мозг в обычном состоянии использует только десять процентов своих возможностей, является бесспорным фактом, – заявил он.

Господи, где он это вычитал? Макс знал, что это чушь, пусть и общеизвестная, но сейчас он использовал ее в качестве аргумента – совсем как во время дебатов с Арно, только ставки на этот раз были намного выше.

– Если рассмотреть строение мозга древнего человека, может оказаться, что его возможности…

Фон Кнобельсдорф со смехом поднял руку, останавливая его:

– Так вы утверждаете, что мозг используется только на десять процентов? Тогда мне действительно крупно повезло. Потому что, когда я стреляю человеку в голову, я каждый раз вышибаю как раз эти самые десять процентов.

– Мои слова нельзя воспринимать в буквальном смысле. Я имел в виду…

Фон Кнобельсдорф снова оборвал его:

– Если мозг рептилий представляет собой обитель сверхъестественных сил, тогда почему крокодилы не взывают к Богу?

Макс хотел возразить, что мозг первобытного человека был не таким, как у рептилий. Хотел сказать, что не у всех нас внутри скрывается в засаде кровожадный аллигатор, но вместо этого все-таки попытался объяснить свою мысль, запинаясь и краснея, как провинившийся ученик перед строгим директором школы:

– Боги – это метафора, общепринятые способы понимания, символы или, возможно, архетипы, которые помогают нам наладить взаимоотношение между сознательным и бессознательным. И они могут помочь нам получить доступ к телепатическим способностям мозга.

– Бессознательное? Уж не этого ли еврея Фрейда вы цитируете? – подозрительно вопросил фон Кнобельсдорф, брезгливо морща нос, словно кто-то рядом с ним испортил воздух.

– Это Юнг, – успокоил его Макс. – Добрый немецкоговорящий швейцарец.

Фон Кнобельсдорф презрительно фыркнул и подошел ближе.

– Боги – не метафора, это не символы и не мечты. Боги реальны. – Для убедительности он стукнул себя кулаком в грудь. – Я видел их своими глазами.

Сейчас он стоял уже нос к носу с Максом, в каком-то дюйме от его лица; горячее дыхание эсэсовца сладко пахло конфетами – глазированными фиалками. Макс заметил, что его покачивает, несмотря на то что он изо всех сил старался не отступить перед фон Кнобельсдорфом.

– В том-то все и дело, – вмешался Хауссман. – Боги реальны, и это все объясняет. Может быть, пройдем все-таки в лабораторию?

– Ступайте, – согласился фон Кнобельсдорф, наконец сделав шаг назад. – Я желаю вам всяческих успехов, а вам, доктор Фоллер, – удачи в ваших исследованиях. Я пришлю вам подарок, который поможет вам в работе, герр Человек-Крокодил.