Обольщение по-королевски

Почувствовав его ладонь на своем обнаженном животе, Анджелина, у которой перехватило дыхание от страха, замотала головой из стороны в сторону, не желая смиряться с тем неизбежным, что сейчас должно было произойти. Кровь гулко застучала в ее жилах, приливая к лицу душной волной стыда, и, чувствуя унижение и беспомощность, она закрыла глаза длинными ресницами, задрожавшими не ее щеках.

Ее сопротивление ослабело. Она только судорожно вздохнула, когда его дерзкая рука скользнула между ее бедер. Его ласки были невыносимы, но Рольф, хотя и заметил, как напряжено тело Анджелины, не прекращал своих смелых атак. Казалось, давление его тела все увеличивалось, он опять припал к ее губам, продолжая нежное, но настойчивое проникновение в заповедный уголок ее девственного тела. Анджелина глотала горькие слезы, но помимо воли девушки ее плоть начала отвечать на его ласки. Сгорая от стыда, она хотела бы сейчас укрыться где-нибудь в темноте, но представься ей такая возможность, Анджелина понимала, что не спасется и в кромешной тьме от неумолимо надвигающегося на нее чувства страсти.

Медленное мучительное возбуждение все нарастало. Волна дрожи пробежала по всему ее телу. А потом опять и опять. Мускулы ее живота судорожно напряглись. И вдруг он резко убрал руку и замер, дыша часто и глубоко. Секунда шла за секундой.

Это была изощренная жестокость, насилие над ее чувствами. Довести ее опытными умелыми ласками до дрожи во всем теле и страстного, хотя и невольного, желания, было само по себе уловкой, достойной сатаны. Но бросить ее внезапно в этом мучительном состоянии было хитростью коварного врага, местью, намеренной пыткой, наказанием, бичующим ее душу и тело.

Она лежала, залитая светом пылающего камина, чуть дыша, с подрагивающей при каждом ударе гулкого сердца грудью. Когда Анджелина медленно подняла ресницы, блеск ее огромных глаз выдавал те чувства, которые она испытывала сейчас.

Рольф пристально смотрел на нее синим взором, полным воинственного вызова. Мускулы на его лице, плечах и руках были напряжены и ясно вырисовывались в полумраке. Он сдерживал себя, его кожа поблескивала в отсветах камина, покрытая каплями испарины. Несмотря на свои сомнения после проведенной им экспертизы, он не мог уже отказаться от нее. Стремясь сломить ее сопротивление и подавить защитную реакцию, он так увлекся сам, что зашел слишком далеко в собственных чувствах. Анджелина видела это и, обретая вновь самообладание, усмехнулась припухшими от его яростных поцелуев губами, делая вид, что хочет отвернуться от него.

Его рука немедленно перехватила это движение. Голос принца звучал искаженно и хрипло:

— А сейчас будет вторая атака, и наступит расплата.

Странная радостная дрожь охватила Анджелину, когда он стащил свои брюки и подмял ее под себя, раздвигая широко в стороны ее бедра и прокладывая себе путь во влажных зарослях, прикрывающих вход в ее пещеру.

Почувствовав недвусмысленное сопротивление девственной плоти, он тихо выругался, но было уже поздно. Задушенный крик рвался из груди Анджелины, она не могла пошевелиться, ничего не чувствуя, кроме заполнившей все ее нутро разрывающей боли.

Она не знала, сколько прошло времени, когда он, наконец, отпустил зажатые им запястья, гладя ладонью ее плечо и ласково прижимая ее тело к себе. Зарывшись лицом в волосы Анджелины, он прошептал, мучаясь угрызениями совести:

— Давай объявим перемирие, и если я сделал тебе больно, я сейчас все улажу и залечу твои раны.

Он начал нежно ласкать ее руками, успокаивая и утешая. Его губы коснулись виска Анджелины, ее век, уголков ее рта, он мягко дотрагивался губами до ее припухших губ, пока судорога боли не отпустила их, и Анджелина не улыбнулась слабой улыбкой. Он погладил ее грудь, коснувшись большим пальцем напряженно затвердевшего от страха и боли соска, лаская его до тех пор, пока мышцы не расслабились, и грудь под его рукой не стала упругой и податливой. Он смелее продвигался в своих ласках, доставляя ей этим неожиданное наслаждение. Оно разливалось по всему телу Анджелины; оглушительное, незнакомое ей доселе чувство неги охватило ее, и она глубоко, освобожденно вздохнула.

Он задал своим ласкам ритм и темп, который постепенно взвинчивал. Она положила свои руки ему на плечи, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого ее пальцы начали поглаживать стальные мускулы его предплечий; и Анджелина забыв все на свете, растворилась в мире новых эмоций и ощущений.

Для нее не существовало больше настоящего, будущего или прошедшего, существовал только этот миг, когда в ее воспаленной крови разрастался всепожирающий пожар, стирающий все и вся, и уводящий ее в мир забвения. В ней полыхал чудесный и жуткий огонь; он полыхал одновременно и в ней, и в нем, двух человеческих существах, соединенных одним страстным порывом, сплетенных, слившихся воедино тел, подчиненных одному ритму.