Каждый день городская газета и радио дразнили городских матерей изящными стихами Жанны Исаковой, графическими рисунками Жанны Исаковой, восторгами о танцах Жанны Исаковой в детском ансамбле и серебристом голоске Жанны Исаковой, к тому же играющей себе на пианино.
Так что доктор Рыжиков был просто приятно поражен, когда к нему привели черноглазую резко угловатую девочку и сказали, что это Жанна Исакова. Оказывается, она и в самом деле существовала в природе.
Но поменьше бы таких знакомств. Хотя ничего страшного вроде сначала и не было. Просто несколько раз упала на репетиции, чего с ней сроду не бывало. Как бы подвернулась нога. А потом на концерте. Концерт был ответственный, перед руководящими товарищами из области. Ансамбль могли послать на зональный смотр. Когда Жанну ругали, она заплакала и сказала, что нога сама подворачивается.
Сама так сама. Сначала забыли, а потом пальцы стали неметь. Вроде бы ничего не чувствуют. Болеть не болят, а как будто отсидела и не разгоняется. Судили-рядили, искали советчиков и постепенно дошли до доктора Рыжикова.
– Ну-с, прекрасная и воинственная Жанна… – сказал он после некоторого знакомства.
– Почему «воинственная»? – улыбнулась она, напуганная белыми халатами в кабинете и серыми больничными в коридоре. Насчет «прекрасной» у нее вопросов не было.
– Потому, – улыбнулся и доктор Петрович, – что не прекрасных и не воинственных Жанн не бывает. Они все такие.
– А на отчетном концерте я выступлю?
– Конечно! – сразу сказал доктор Рыжиков. – Как же без тебя! Только сначала немного повыступаешь у нас. У нас тут своя сцена есть… Ладно?
– Ладно, – сказала Жанна. Ей нравилось, что доктор был простой, как плотник, и нос картошкой. Особенно нравилось, что он не ахал и не охал и не говорил «бедненькая», как разные тетушки-соседки, а особенно учитель танцев, который сначала ругался на недисциплинированность и лень, потом страшно расстроился, что сорвался отчетный концерт, где у Жанны было девять сольных номеров. Он прямо плакал, что вложил в концерт всего себя, а теперь все пропало. Доктор, наоборот, трали-вали, просто и весело, как ни в чем не бывало. Как будто у всех ноги только и делают, что каждый день отнимаются.
– А что там у тебя в концерте? – уточнил он программу.
– Ну, «Умирающий лебедь»…
– «Умирающего» мы, может, и пропустим… Начнем готовить что-нибудь веселенькое. Тут у меня зреет одна мысль. Когда дозреет, мы с тобой перевернем искусство. Только сначала ты подержись…
Жанна держалась. Она держалась, когда правая нога отнималась все больше, и сама успокаивала родителей – это пройдет. Она держалась при люмбальной пункции как сидя, так и лежа с иглой, воткнутой в позвоночник, и послушно стараясь побольше расслабиться. Она все могла вытерпеть, кроме ожидания, когда же созреет зрелая мысль доктора Рыжикова. И каждый раз при его появлении нетерпеливо спрашивала: «Ну как?»
– Зрелость мысли, – отвечал доктор Рыжиков, развивая свою любимую тему, – есть продукт миллионолетнего развития природы.
– Значит, ждать миллион лет? – пугалась Жанна.
– Миллион уже прошел, – спешил обрадовать ее доктор Рыжиков. – И не один. Да только зрелых мыслей маловато.
Ибо легко представить тьму незрелых мыслей, которые витают вокруг нас, преждевременно сорвавшись с древа сознания. Его зеленые плоды. О них и ушибаются редкие зрелые мысли. И даже расшибаются, если так можно выразиться.
Но Жанне он сказал короче:
– Осталось, может быть, несколько дней. Ну, неделя… Можно потерпеть?
– Можно, – успокаивалась Жанна, которая все с большим трудом поднималась с постели в столовую или туалет.
Ей уже выдали казенные костыли.
Учитель танцев как увидел ее на них, так и зашелся.
– А я еще верил в нашу медицину! – воскликнул он, придя к доктору Рыжикову.
– Уж извините, – вздохнул доктор Рыжиков, – чем богаты…
– Я понимаю, здесь не Москва… – вскинул учитель танцев артистический профиль, про который ему кто-то сказал, что он похож на Жерара Филипа. – Но вы поймите и меня. Мы хотели направить ее в училище Вагановой, она должна быть визитной карточкой нашей студии. Да, да, мы скоро будем студией, этот вопрос почти решен… У нас отчетный концерт, а ей все хуже. Уже и с костылями… А я ей столько доверил! «Лебедь» Сен-Санса, индийский танец, узбекский с косичками, соло в «Жоке», из «Щелкунчика» фрагмент… Мы ведь перестроиться не успеем. У меня есть способные девочки, но такой одаренной… Может, вы можете вызвать профессора из Москвы? А как называется ее болезнь? Ведь мы для нее столько сделали…
Жанна с лету попала в заповедник, в отдельную палатку с ковриком и полированной мебелью. Это учитель приписывал себе, потому что родители Жанны были люди простые. Но на самом деле в этом полностью была заслуга Ады Викторовны, так как место в танцевальной студии после поездки в Артек на детский фестиваль стало в городе большим дефицитом. Говорили, так можно и за границу попасть, на международный смотр. И она сразу получила учителя танцев в свои бархатистые руки.