Не помню, чтобы в предвоенную пору стадион «Динамо» у нас, юнцов, вызывал какие-либо чувства. Мы торопились к урочному часу, опаздывая, врывались в калитки, теснились и жались на скамьях, а напереживавшись, мчались к метро, когда ждали дела, или не спеша выбирались на прямые аллеи Ленинградского шоссе, где затевали на ходу пылкое обсуждение, и, если до Белорусского вокзала времени нам не хватало, шли дальше, по улице Горького. На стадионе мы проводили час и сорок пять минут, он был для нас местом, где показывают футбол, только и всего.
А после пятилетней разлуки (меня демобилизовали в конце сорок пятого) стадион «Динамо» сделался милым местом, где хотелось бывать, и каждое посещение было приятно проведенным вечером.
Компания наша сохранилась: позврослела, и поредела, и пополнилась. Мы рассчитывали время, чтобы избежать гонки и свалок, билетами запасались загодя, находили удовольствие в том, чтобы посидеть полчасика до начала на еще не заполненной трибуне и минут пятнадцать после окончания, чтобы спокойно войти в метро. Мы по-прежнему ходили на Восточную трибуну, это стало больше чем привычкой. В школьные и студенческие времена рублишки были наперечет, разница между пятеркой за билет на «восток» и семью рублями на «запад», не говоря уж о десятке на «юг», кусалась. Теперь можно было не жаться, у всех не стипендии, а зарплата. Однако «востоку» не изменяли, хотя до него от метро огибали весь стадион, хотя в солнечные дни там слепило, а на «западе» была тень, хотя и обзор не тот, что с «юга» или «севера». Случалось нам попадать и на другие трибуны, но возвращались на «восток», пренебрежительно морщась: «Нет, там не то».
Мы были убеждены, что на дешевой Восточной трибуне собирается избранная публика, знатоки, которых на мякине не проведешь, сами поигрывающие, свистуны, голубятники (с «востока» после гола взлетали белые стаи!), нутром, кожей безобманно чувствующие, когда сыграно классно и когда коряво, «законно» или «фальшиво». «Восток» задавал тон своими взрывами. Если он торжествовал или негодовал, то не попусту, его невозможно было купить ни дешевкой, ни притворством. Другие трибуны, как нам казалось, ждали приговора «востока» и подстраивались к нему. И побаивались. На «востоке» не церемонились в выражениях, мгновенно изобличали пижонов, не знающих игру, и издевались над ними. Там могли схватиться врукопашную, но не злобно и не надолго, потому что драчунам не терпелось досмотреть футбол. Там можно было узнать об игроках такое, чего не сыщешь в газетах. И болели по игре: московским командам поблажек не делали, чуть только выяснится, что ленинградцы или киевляне получше, их подбадривали хором, а своих освистывали.
В общем, собиралось на «востоке» коренное футбольное население, а на остальных, дорогих, трибунах— публика пришлая, залетная, заехавшая отметиться, покрасоваться ради тогдашней моды на футбол и, как мы гордо говорили друг другу, ни уха ни рыла в игре не смыслившая. Не могли же мы дать себя в обиду из-за того, что платили пятерку, а не десятку...
Только на «востоке» можно было ощутить, что ты в самом деле побывал на футболе и тебя покачало на его волнах. Нередко «восток» был полон, а на других трибунах пустоты. И тогда назревал прорыв. Мысль о нем носилась в воздухе, головы поворачивались к пограничным рядам, ждали, кто начнет. Начинала ребятня, кучей кидавшаяся на барьеры, разделявшие трибуны: перемахивали, кто ловко, лисицей, кто грузно, на животе, так что ноги мелькали вверху. Туда мчались контролеры, милиция, кого-то, пострадавшего за общее дело, хватали. Но прорыв вскипал по широкому фронту, сил обороны не хватало, и людское половодье затопляло соседнюю трибуну. Подмывало и взрослых, и они мчались в прорыв, а контролеры и милиция, махнув рукой, стояли и ждали, когда поток ослабеет, и уж тогда принимались заслонять пробоины. Прорвавшиеся, довольные собой, растекались по полупустому «югу». Гудел, похохатывал весь стадион, болевший за прорыв: с какой стати пустовать хорошим местам?
Был на «Динамо» ресторан, славившийся в городе, под Южной трибуной. Пообедать там за час до матча это полный комфорт. Иногда и мы ездили на стадион с таким расчетом: обслуживали моментально, счет минутам вели и мы, и официанты.
Хаживали с нами жены и подружки, начать ухаживание с поездки на «Динамо» выглядело в ту пору по-светски. Правда, ради таких оказий приобретались билеты на «север» или «юг», и в этом был привкус отступничества, измены. Когда же мы оказывались в «основном составе» снова на «востоке», кому-нибудь полагалось произнести: «Ну, сегодня — без дам!». Это означало: «Поболеем как полагается».