Обнимай и властвуй

Фелиситэ встала, расправив складки белого ненакрахмаленного муслина. Мягкая ткань плавно ниспадала с плеч, не скрывая изящества и стройности фигуры. Талию девушки стягивал пояс из золотого шнура. На ногах были сандалии без каблуков, завязки которых крест-накрест переплетали ее обнаженные икры. Чтобы еще больше подчеркнуть простоту своего костюма, она тщательно вымыла волосы, удалив все остатки пудры, после чего Ашанти собрала их в пучок, венчающий голову словно корона, от которой каскадом спускались блестящие мягкие локоны.

— Вы настоящая красавица, мадемуазель, несмотря на то, что ваше платье похоже на ночную рубашку.

Служанка выразилась довольно точно, поскольку такой костюм не предполагал никакого нижнего белья за исключением тонкой юбки. Отсутствие тесных корсетов и неуклюжих кринолинов, а также нижней рубашки, путавшейся между ног, словно хвост, и цеплявшейся за юбки, придавало фигуре непринужденно-раскованный вид. В то же время это делало ее чистой, лишенной земных страстей, заставляя вспомнить изображения Святой Девы в одеждах с плавными линиями. Фелиситэ сейчас походила на ангела, незнакомого с порочными желаниями.

— Может, мне следовало принести извинения и отказаться? — произнесла Фелиситэ с сомнением в голосе, глядя на свое отражение в зеркале.

— О чем вы, мадемуазель? Полковник не позволит вам этого сделать.

— Я бы могла сослаться на болезнь, если бы это не выглядело как трусость…

— Вряд ли на вас это похоже, мадемуазель. — Услышав уверенный стук в дверь, служанка склонила голову набок. — Это наверняка полковник. Отправить его обратно?

Фелиситэ сомневалась, что это окажется Ашанти под силу.

— Нет, — ответила она, жестом указав на лежащие рядом полумаску из белого атласа с каймой и шаль из норвичского шелка, — я пойду.

Улицы города не были освещены, и Моргану пришлось нанять мальчишку с факелом, чтобы они смогли добраться до места по ухабам. Опираясь на руку кавалера, Фелиситэ увидела, как на горизонте позади темного речного пространства мелькнула яркая молния.

Смоляные факелы на фасаде дома, где устраивался маскарад, напоминали гостеприимные маяки, чьи огни, казавшиеся желто-оранжевыми в тяжелом неподвижном воздухе, издали бросались в глаза. Однако внутри царил полумрак в соответствии с традициями такого рода увеселений, где удовольствия в значительной степени зависели от сохранения инкогнито до тех пор, пока маски не будут сняты после того, как пробьет полночь. Как и следовало ожидать, атмосфера в зале была оживленной и немного раскованной, впрочем, не слишком. Тем не менее маскарады считались неподходящим развлечением для девушек. Большинство присутствующих женщин составляли либо молодые матроны, привлеченные возможностью тайком пофлиртовать, либовдовы. Хозяйка дома часто вспоминала о своей кузине, знакомой с первыми дамами Франции и даже дочерьми короля Людовика, наслаждавшейся прелестями аристократического брака, где муж и она сама с благосклонностью относились к мелким прегрешениям друг друга.

Фелиситэ напрасно волновалась из-за чрезмерной экстравагантности своего костюма. Ее античный хитон оказался единственным, однако она сразу заметила Цирцею в узком платье из подкладочного шелка, осыпанном зелеными блестками, и без нижних юбок, а также даму из Свиты Любви в облегающем наряде с широкими плавными рукавами и в остроконечном колпаке с вуалью. Кроме того, она обратила внимание еще на один костюм, сшитый из перьев, прикрепленных к легкому платью из черной газовой ткани, с таким же низким декольте, как и у нее, если не больше. Хотя обладательница этого костюма была в маске, ненапудренные волосы выдавали ее с головой. Это оказалась та самая благородная испанка, которую Фелиситэ встретила рядом с домом генерал-губернатора. Седые пряди в темных волосах позволяли присутствующим догадаться, кто находится перед ними, в то время как она сама, похоже, не придавала этому абсолютно никакого значения, как и тому, что свободный костюм заставляет окружающих обратить внимание на ее прелести. Женщины, решившие покрасоваться в тяжелых туалетах придворного фасона, уже казались утомленными. Они неистово обмахивались веерами и постоянно стирали надушенными платками струйки пота, оставлявшие следы на напудренных щеках, не забывая при этом бросать едкие и в то же время завистливые взгляды на легкие костюмы остальных дам. Тем не менее, стоило Фелиситэ снять с плеч шаль и протянуть ее слуге, как у ее спутника сразу перехватило дыхание. Она окинула его быстрым взглядом из-под опущенных ресниц. Твердые черты лица ирландца, казалось, выражали неодобрение, хотя в его зеленых глазах, пристально смотревших на девушку из прорезей алого домино, надетого поверх мундира, светилось восхищение.

— Морган, дружище, вам досталась богиня, настоящая Диана, Геба… [9] Нет! Венера!

Выразить восхищение столь двусмысленно мог только Хуан Себастьян. Он уже несколько дней не показывался под окнами дома Фелиситэ, с тех пор как они встретились— в кабинете полковника.

— Да, — кивнул Морган.