В четверг они принесли домой продукты и поваренную книгу, и приготовили китайский обед. Пенни добавила туда две дюжины сушеного горького перца, когда никто не видел.
— Ты бы посмотрел на нас, папа, — рассказывала она Гарту, когда он позвонил. — Мы все плакали, но мама сказала, что все равно было вкусно. — Она протянула трубку Сабрине.
— Папа хочет поговорить с тобой и сказать, что он тебя любит. Сердце Сабрины сильно застучало.
— Он так и сказал?
— Не совсем, но разве он не говорит так, когда звонит? Сабрина улыбнулась и взяла трубку.
— Как я понял, это был жгучий обед, — произнес Гарт.
— Мы запомним его надолго.
— Жаль, что я его пропустил.
— Мне тоже.
— Приготовишь такой же в воскресенье, чтобы я тоже попробовал? Перец и все остальное?
— Если у тебя хватит мужества, и мы не струсим, то приготовим его специально для тебя.
— Жду с нетерпением. Кстати, Пенни была права.
— Насчет чего?
— Я хочу сказать, что люблю тебя.
Сабрина снова почувствовала, как ее сердце застучало. Ей не хватало воздуха. «Но это просто потому, что я устала, — подумала она, — день был такой длинный. Я успокоюсь, как только смогу побыть одна».
— Мой самолет прилетает в два пополудни в воскресенье. Сможешь меня встретить?
— Да, конечно.
— Что вы делаете завтра вечером? Опять китайская кухня?
— Долорес и Нат пригласили нас на обед.
— Передай им привет.
— Передам.
В пятницу вечером после обеда, когда Пенни и Клифф поднялись наверх с детьми Голднеров, Сабрина пересказала Долорес и Нату, что говорил Гарт о своих лекциях и о людях, с которыми он встречался.
— Гарт не говорил прямо, но мне кажется, что он звезда в этом шоу.
Она перехватила быстрый взгляд, которым они обменялись.
— Что-то не так?
— Ничего, — быстро ответил Нат.
— Нет, Стефания имеет право знать, — сказала Долорес. — Мы просто подумали, что обычно, когда Гарт добивается какого-либо успеха, ты напоминаешь о той работе, которую ему предложили в Стэмфорде. А на этот раз нет.
— Вот оно что. — «Я все время забываю, как много значит для Стефании эта работа. Нужно спросить о ней у Гарта перед тем, как я уеду. Я же обещала Стефании». Нат закурил трубку.
— У вас еще бывают головные боли, Стефания?
— Нет, — ответила она, вздрогнув от неожиданности. А затем ее осенило. — Ну, вообще-то бывают. Я не хотела об этом говорить.
— Почему?
Она пожала плечами:
— Я знаю, что скоро мне предстоит делать у вас рентген, и если до того времени головные боли все еще будут сильными…
— А они сильные?
— Иногда.
— Когда?
— О, в основном по вечерам. Возможно, потому что я устаю.
— Где болит? Покажите мне это место на голове.
Она положила руку на то место, где болела голова после сотрясения мозга. «Извини, Гарт, — мысленно произнесла она. — Хотела бы я придумать что-нибудь более оригинальное, чтобы не спать с тобой. Но это самая легкая ложь, которую я придумала. Всего на несколько дней, пока вернется Стефания. Потом боли прекратятся».
— Должны бы уже прекратиться, — проговорил Нат. — Думаю, вам следует провериться у своего терапевта. И мы должны вскоре посмотреть руку. Когда вы ее сломали?
— Двадцать второго сентября.
— Мне бы хотелось подождать еще дней десять. Позвоните в кабинет и запишитесь на прием через неделю, начиная с понедельника. Если рентгеновские снимки будут хорошими, мы снимем гипс.
— Договорились. — Теперь она знала, что позвонит Стефании завтра утром. Десять дней. Достаточный срок, чтобы разобраться с Гартом.
Но он приезжает домой в воскресенье. Как чудесно будет снова увидеть его. Затем она сосредоточилась на том, что говорила Долорес, и приказала себе забыть, что такая мысль вообще приходила ей в голову.
Только в пятницу Гарт разобрался с делами в университете и получил возможность заняться почтой, скопившейся за время его отсутствия. Он нервничал и был сыт о горло досадными неурядицами в управлении факультетом, которые задерживали его за рабочим столом. Он тянулся домой из Беркли подобно школьнику, спешащему к своей первой возлюбленной, вспоминая теплоту голоса и смех Стефании во время их телефонных разговор, вспоминая, как они занимались любовью в ночь перед его отъездом. Он вернулся, предвкушая удовольствие проводить долгие часы со своей семьей, но, привязанный к своему кабинету, лаборатории и классным комнатам, почти не видел их.
И жена, кажется, поощряла его отсутствие. Он обнаружил с отчаянием, что ее теплота ослабела, а осторожность осталась прежней.
Сначала все было не так. В воскресенье в аэропорту она встретила его такой радостной улыбкой, что он замедлил шаг, направляясь к ней и пораженный ее красотой.
— Боже мой, — вздохнул мужчина, идущий сзади, — хотел бы я быть парнем, которого она встречает! С поющим сердцем Гарт шагал к ней, но, когда он приблизился, ее улыбка погасла, глаза затуманились, будто она не меньше его удивлена своей неприкрытой радостью.