Обманувшая смерть

Майтрейи (этим именем по старой памяти иногда называет ее муж) обрела в браке то счастье, о котором мечтала и рассказывала Елене. Ее союз с Глебом также благословлен детьми: в первые два года брака она родила двух сыновей-погодков. У родителей не явилось никаких сомнений в том, как назвать детей. Борис и Глеб, по мнению матери, самые очаровательные и умные мальчики на свете. Майтрейи обожает и балует их так, как только может обожать и баловать своих сыновей индианка, для которой материнство – это религия. Лелея давнюю девичью фантазию «жить жизнью труда», Майтрейи непременно решила сама кормить, воспитывать и учить детей, отказавшись от услуг кормилиц, нянь и гувернеров. Ее неумелость и неловкость полностью искупаются той самоотверженной нежностью, которую молодая мать изливает на мальчиков.

Муж доверяет ей воспитание сыновей всецело – он слишком занят делами службы. Иногда Глеб с горечью говорит, что сделался куда больше чиновником, чем ученым и врачом. Семья живет на его жалованье. Перед женитьбой Глеб поставил невесте всего одно условие: состояние Майтрейи будет сохранено неприкосновенным для их будущих детей. Условие это было с восторгом принято и неукоснительно соблюдается.

Впрочем, Глеба также нельзя назвать нищим. Борис Белозерский перед отъездом на Кавказ поручил Летуновскому разделить наследство князя на две части, несмотря на то, что Глеб от своей доли отказывался. Но, узнав, что ему досталась бесценная библиотека, столь дорогая его сердцу, молодой врач пришел в смятение. Он даже писал в Париж к Елене, спрашивая ее совета, как поступить. Виконтесса отвечала ему, что не видит другого достойного кандидата на роль владельца библиотеки ее отца.

После того как Глеб принял наследство, библиотечный флигель был надежно заперт и опечатан. Сам же особняк со всеми службами выставили за очень умеренную цену для сдачи внаем, но в нем никто не пожелал селиться. О гибели старого князя Белозерского в Москве долго еще ходили легенды, одна фантастичнее другой. Говорили, будто белая фигура в саване появляется в лунные ночи то в одном окне брошенного дома, то в другом. Иногда в мансарде видели блуждающие огни, а в запертых конюшнях слышали конское ржание. Извозчик, дожидавшийся как-то заполночь седока на углу улицы, где стоит особняк, «своими глазами видел», как из-под ворот злополучной усадьбы выскочила маленькая паршивая собачонка, которая начала быстро-быстро вертеться на месте, пока не обернулась огромным волком с оскаленной пастью и горящими красными глазами. Волк этот будто бы пробежал мимо извозчика и, обернувшись, даже что-то ему сказал человеческим голосом. Это последнее впечатление так жестоко подорвало силы извозчика, что он вынужден был подкрепить их в ближайшем трактире, и преуспел в этом так изрядно, что его пришлось вместе с лошадью свести в часть. Россказни слабонервного извозчика решительно не выдерживали никакой критики и не вызывали доверия, но факт остался фактом: запертый особняк у Яузских ворот был негласно включен в московский перечень «домов с привидениями», и никакая сила уже не могла заставить кого-нибудь снять его или купить.

* * *

В одной из оживленных московских торговых улиц весной одна тысяча восемьсот тридцать первого года открылся трактир «с номерами», устроенный самым лучшим манером. В нем вы уж не сыщете ни подслеповатых окошек, где трещины в стеклах заклеены обрывками «Московских ведомостей», ни прогнивших полов, ни «нумеров», очень похожих на гробы, с тою только разницей, что в гробах не водятся клопы. Заспанный половой с неумытой физиономией уж не подаст вам остывших щей, в которых плавают тараканы, попавшие туда не иначе как из человеколюбия и желания восполнить недостаток в мясе. Завсегдатай обычных трактиров, спросивший здесь привычную «пару чаю», долго еще сидит, изумленно скребя затылок, пытаясь распробовать ароматный крепкий напиток, знакомый ему по названию, но никак не по вкусу. Словом, все устроено прекрасно, слава заведения растет, и это целиком заслуга хозяев-молодоженов, взявшихся за дело с твердой целью преуспеть и разбогатеть.