Обманувшая смерть

«Явился, как с того света, и сразу попрекать…» – думала она, лежа на пышной купеческой постели, глядя на мигающий красный огонек лампадки, озарявший темноту спальни. В низком помещении, где никогда не отворялись форточки, крепко пахло деревянным маслом. За обоями шуршали тараканы. «Как только не назвал, какими именами не припечатал… А где он был, когда меня муженек покойный, проклятый изверг, мучил? Где был, когда за меня, девчонку, заступиться некому было? Одна, все одна, всю жизнь одна… Никто меня не жалел, и мне жалеть никого не приходится!» Воскресшая Елена вставала перед ее глазами: красивая, ничуть не подурневшая за годы, нарядная, с презрительным и гневным взглядом, которого раньше у нее не было… «Нет, она не оставит меня в покое, не простит того, что я унесла ее дочь! Ах, какая дура… будто тогда ей нужен был этот младенец! Куда бы она делась с ним, нищая, одинокая?! Да в первую же канаву и кинула бы, свиньям на съедение, если бы не я! Ей бы руки мне целовать да награду выдать, а она, мерзавка, мстить решила… Вот и в Москву следом за мной примчалась!»

Зинаиде представлялась ужасная картина: она, замужняя, уважаемая всеми дама, стоит в собственном магазине… Почему бы не на Мясницкой, ближе к Кузнецкому Мосту?! Ах, какой там есть один магазин на продажу… И вокруг – роскошные товары, шелка, кружева, чулки, перчатки… Почтительные, смазливые, на парижский манер завитые приказчики, которые готовы по ее приказу броситься в огонь и в воду. На улице – собственная коляска. Почему бы и нет? Если торговля пойдет хорошо, все удастся себе позволить. На деньги от продажи княгининой шкатулки можно завести отличное дело, да и мужа ей найдут, уж, наверное, не нищего. Тут община богатая. Итак, она, Зинаида, устроилась отлично, живет честно, благородно, шикарно, как дама… И вдруг дверь отворяется, и входит Елена! Она, снова она!

Выбравшись из томительно-жарких объятий перины, Зинаида встала с постели, босиком пересекла комнату и некоторое время стояла перед киотом, освещенным лампадой. Ее губы слегка шевелились, но женщина не молилась. Она беззвучно повторяла одно и то же: «Делать нечего, только убить ее. Только убить!»

В соседней комнате, в той, где прошлой ночью спал Афанасий, стоял диван, а над ним висел ковер, украшенный разнообразным оружием. Когда Зинаида поселилась в этом доме, ковер сразу привлек ее внимание, и она спросила хозяйку, кто собирал коллекцию. «Покойник-муж баловался, – словно смущаясь, ответила купчиха. – В гостях побывал где-то, вернулся домой – заведу себе кабинет, говорит. Конечно, заводи, разве мое дело прекословить? И завел себе кабинет этот… Что за заведение такое и к чему оно, если он тут никогда и не спал? Ну, дело не мое. А ковер этот вместе со всем, что на нем ни на есть, ему от должника, гвардейца отставного, достался в счет долга… Супруг гордился еще: «Марфа, говорит, он нам всего-то за бочку муки и две сахарные головы задолжал, а тут один пистолет французский рубликов двадцать серебром стоит! И совсем исправный, хоть сейчас стреляй! Каково!» А по мне, так отдавай мне мои двадцать рублей или обратно верни мою муку и сахар, и прими ты от меня эти ножи с пугачами, век бы не видеть их… В доме-то держать такое грех!»

Войдя в бывший кабинет купца, также темный и освещенный одной лампадкой, которые горели по всем комнатам дома, Зинаида прокралась к ковру, остановилась перед ним и сняла тот самый французский пистолет, который достался купцу от должника-гвардейца. Он показался ей неожиданно легким, приятным для ладони. В свете лампадки поблескивала золотая литера L на рукоятке.

* * *

Не всем сладко спалось в ту ночь и в гостевом флигеле в доме князя Белозерского по разным причинам. Глеб чувствовал себя измотанным, несмотря на то, что достижения последних дней вселяли в него оптимизм. Первый шприц с солевым раствором он ввел себе в вену.

Подождав около часа и не почувствовав ровным счетом никаких признаков дурноты и других неприятных ощущений, молодой доктор решил рискнуть и ввести сразу пять шприцев с раствором Борису, который, казалось, уже стоял на краю могилы и никак не приходил в сознание. В тот же день Глеб получил записку от Гильтебрандта, в которой тот сообщал, что попробовал ввести солевой раствор восьми пациентам. «Каждому мы сделали по десять вливаний, то есть ввели целый литр раствора.

К вечеру ни один больной не умер, все почувствовали улучшение». Это была победа! Глеб, не раздумывая, сделал еще пять вливаний Борису.