Обмануть смерть

Вся империя дружно ненавидела и боялась братьев Танжуров. Они числились главными среди самых давних сподвижников визиря Марвана. Высматривающий достаточно хорошо представлял причины сегодняшних волнений. Если старший — Добун — больше был известен как вор, наглый и беззастенчивый, но благодаря близкой дружбе с Каракозом фем Марваном недоступный для правосудия, то младший — Идигу, оказался намного страшнее. Он занимал пост главы Почтового ведомства, то есть любое государственное следствие находилось в его руках. Идигу имел репутацию кнутобойца и неумного человека, но, тем не менее, заставлял бояться всех и каждого.

— Разобьем злодейское гнездо!

— Таран!

— Бревно сюда!

— Кончать ворога и грабителя!

На самом деле, и Талмат это знал доподлинно, оба они были неглупые люди, и при этом не считались с чужим мнением. При дворе любезные, ласковые, услужливые, с легко гнущейся спиной, братья моментально преображались, как только оказывались перед нижестоящими. Танжуры имели характер властный до нетерпимости, грубый, злопамятный. На деле обычные городские хамы, дорвавшиеся до власти и не имеющие достаточно такта этого не демонстрировать.

Правда, старший действительно оказался большим умницей. Истинный царедворец, умеющий не претворяться верным рабом, а быть им, ставить интересы визиря выше своих, растворяться в его думах и исполнять, предугадывая, даже не высказанные желания. А это очень непросто! Надо замечательно знать господина и ловить любые намеки, еще не оформившиеся окончательно в четкое распоряжение. Но чем действительно нешуточно прославился Добун, так это своими экономическими и финансовыми проектами.

Задумав какое-либо новое предприятие, якобы выгодное государственной казне, он сам же возглавлял его и первым снимал все сливки. Какие доходы он имел от предложенной им перечеканки монеты, повышения цены на вино, соль, сахар, от введенных монополий на ловлю рыбы, добычу морского зверя и китов, точно не знал никто. Зато подобные вещи больно ударили по множеству людей и гильдий. Тем более что в попытках избавиться от конкурентов он через свои связи проталкивал нужные поправки к законам, позволявшие ему проделывать все это безнаказанно.

Бесчисленные пострадавшие от произвола и неправды сейчас рвались свести счеты с семьей. Больше всего настораживало полное отсутствие городской стражи. Что состоящих на службе у фемов отрядов не наблюдается, как раз не удивляло. Сейчас они бодренько шли навстречу основной армии мятежников. Но кого-то должны были оставить в столице! Похоже, сторонников законной власти провели не только с десантом и штурмом императорского дворца, но и в принципе. Заговор много разветвленнее и глубже, чем первоначально представлялось. Тогда поделом Танжурам. Это епархия Идигу, и кто ему виноват, раз он не разглядел, что происходит.

— В море Танжуров!

— Под топор!

— Кнутом, гадов, сечь!

Неизвестно откуда выдранное огромное тяжелое бревно, все во мху и черной земле, пошло по рукам. Люди слаженно подхватили его и под чью-то команду шарахнули со всего маху в ворота, аж гул пошел. Из-за ограды выстрелили, кто-то закричал, однако это не испугало, а распалило толпу еще больше. Удар, еще один, запор не выдержал, и в перекосившиеся створки, рыча, полезли озверевшие люди, напоминая своей неудержимостью прорыв плотины. Сначала пробивается струйка, потом она растет и превращается в полноводный поток.

Талмата невольно понесло в общем русле по течению. Он и не пытался воспротивиться. Не его дело вразумлять. Он служит Храму, а не фемству. «Ну грохнут парочку, глядя, как топчут охранников, — подумал без особого интереса, — мало ли их на свете!» Последний защитник дома слетел с крыльца с разбитой головой, и народ полез внутрь.

Дом отличался невероятной роскошью, не хуже императорского дворца. Тут было все: золото, серебро, богатые одежды, ценные ткани, дорогостоящие безделушки и многочисленные редкости. Сейчас все расхватывали, ломали, сознательно портили и крушили, отбивая статуям головы и выбивая стекла. Впереди послышался истошный женский крик.

— Люди! Берите все! Детей не трогайте.

Продолжения не последовало. Только гневный крик и звуки ударов.

В общей куче его занесло на женскую половину дома. В чей-то спальне то ли со служанок, то ли с фемок, искавших милостей или укрытия у знатного вельможи, уже содрали одежду и насиловали, немало не смущаясь свидетелей. Стоило одному отойти, на его место тотчас становился другой. Несчастные уже кричать и рыдать не могли. Рядомс кованого сундука сбили замок и торопливо рвали друг у друга меха и узорчатые ткани. Очень вероятно, что приданое одной из женщин. Впрочем, оно ей вряд ли теперь понадобится. С идиотским смехом плюгавый лысый мужчина в заляпанном кровью переднике сапожника резал ножом подушки и перины, разбрасывая пух.

— Споймали! — заорали где-то в доме.

— Спрятаться хотел! — и топот множества ног по коридору.