Обмани смерть

— Ты забыл что меня зовут Обмани смерть, — так и не посмотрев его сторону сдержанно ответил я, — и мой день и мой час… ты узнаешь о нём. А утешения мне не надо. И еще… я приду завтра, начнем работать по твоей защите. И ты к этому времени дай ответ, ты виновен или нет.

— Я отвечу сейчас, — встал с привинченного с полу табурета капитан Кольцов, — Я виновен! Я виновен в том, что хотел защитить свою страну.

Глава шестая

Получив в бюро управления полиции пропуск, я зашел в знакомый кабинет. Уже вышедший из госпиталя майор Одинцов перебирая бумаги сидел за столом. Увидев меня он поздоровался, но не встал из-за стола и не подал руки. Плевать.

— Вот заключение экспертизы, — равнодушно служебным тоном заговорил он, — я приготовил для тебя заверенную копию. В пакетах изъятых у твоей подзащитной Дарьи Сергеевны Мишиной имеется вещество белого цвета, но это не героин, а сахарная пудра. Свидетеля давшего против нее показания, скоро признают недееспособным и направят на принудительное лечение. Дело против девушки закрыто за отсутствием состава преступления. Копию постановления о прекращении дела я тоже тебе отдам. Всё как договаривались. Что там маньяк? Ты уже говорил с ним?

— Он готов дать признательные показания, — заверил я.

— Gut. Sehr gute, — по-немецкий одобрил господин майор.

— Тренируешься? — усмехнулся я, — или у тебя это подсознательно вырвалось?

— А ты все иронизируешь? — свою очередь усмехнулся он. А потом, а потом пристально меня разглядывая и кривя в недоброй улыбке узкие губы, заметил:

— А ты ведь зассал, а? Знал, что рано или поздно, но я до тебя доберусь, девчонка это только предлог, дешевая отмазка для остатков совести, да? Дело то ведь не в ней было, а в твоей шкуре. Ты испугался, что под прессом из тебя выбьют признательные показания, вот и сдал, подставил своего дружка. Читал я на форумах как вы треплетесь ветераны хреновы, о боевом товариществе, о долге, о стране слезки горючие льете. А сами-то обычное трусливое говно.

Презрительно хохотнул:

— Вот уж с кем с кем, а с тобой бы я воевать бы рядом не стал.

— А ты и не воевал, — таким же презрительно вызывающим тоном ответил я, — когда ваших с управления в гробовые командировки посылали, ты, то резко заболевал, то ещё чего придумывал. Зато жив и здоров, а из тех кто туда мотался, кто в земле гниет, кто инвалидом по ней ковыляет, кто-то спился, а кто и под сокращения попал. А тебя как я слышал, к очередному званию представили, так?

— Дальше ходи к следователю, — оборвал разговор побледневший майор, и бросил мне на прощание, — Дерьмо ты.

Через шесть месяцев обвиняемого Кольцова Андрея Васильевича федеральный суд признал виновным по всем пунктам обвинения и приговорил его к пожизненному заключению. Его защиту осуществлял я. На предварительном следствии, а потом и на суде он отказался от дачи показаний и только в последнем слове заявил, что как мог боролся со злом.

После оглашения приговора, мы последний раз переговорили в комнате, где конвой ждал машину, чтобы отвести осужденного Кольцова сначала в СИЗО, а оттуда по этапу.

— Тогда в кафе, помнишь? — глухо говорил осунувшийся бледный Андрей, — Мы спорили о предопределении и о свободе воли?

— Помню, — отозвался я, — ты тогда сказал, что Господь дал нам знание добра и зла и право выбора между ними. И он знает, что выберет каждый из нас и скорбит.

— Я сейчас слышу, как плачет Господь, — сказал Андрей и быстро перекрестился, — Не плачь Господи, — выкрикнул он, — не надо! Не плачь, я не покину Тебя!

— Раньше надо было на «дурку» косить, — проворчал стоявший у стены конвойный, — теперь-то уже чего…

А второй стоявший у двери судебный пристав выслушав сообщение по рации, сказал:

— Машина пришла, — и властно грубо потребовал, — руки!

Осужденного заковали в наручники и толкнули к распахнутой двери, глядя ему в сгорбленную спину, я сказал:

— Прощайте капитан Кольцов…

Глава седьмая

Иногда по ночам в тяжелом сне я слышу тихий плач, но плачет не пожизненно осужденный, это плачет Господь. Я просыпаюсь, но щеки и глаза мои сухи. И тогда я думаю о бессмыслице жизни и о скорой смерти, а ещё я вспоминаю, как рикошетом по мне ударило это дело. От меня отвернулись все. Эта история стала широко известна, и все знали, что это я выдал полиции своего товарища. Мстителя, как называли его одни, больного маньяка как его звали другие. Его почти не осуждали, судили меня: за предательство; за бездарно проведенную защиту на процессе. А уж когда стало известно, что выдав мне доверенность Андрей продал свой дом и пасеку, чтобы оплатить мои услуги адвоката, то негодованию наших общих знакомых не было предела. Я остался один, вокруг меня презрением как мелом был очерчен невидимый круг отчуждения. Клиентов больше не было, и это правильно, ну кто будет доверять адвокату, который предает полиции своих подзащитных. Я продал квартиру и уехал в другой город.