В конце октября мы отмечали Дивали – фестиваль огней, один из главных праздников для индийцев. Дивали символизирует победу добра над злом и ложью, подъем из духовной тьмы, олицетворяет победу Рамы и его вечную славу. В домах и на улицах горит свет – темноты не должно быть нигде, повсеместно зажигаются свечи и фонарики. В Дели мы объедались сластями, булочками, пирожками и пирожными, празднование длилось пять дней и пять ночей, в воздух взлетали тысячи петард, повсюду были развешаны гирлянды иллюминации, в каждом квартале устраивали свой, особый фейерверк. Увы, превратить Гринвич в индийский город не было никакой возможности. Мы праздновали Новый год в семейном кругу, в доме отца Джайпала – он был самым большим, – готовили изысканные блюда, а на третий вечер встретились в доме отца Карана, чтобы обменяться подарками, которые обязательно должны были быть неожиданными, любовно сделанными собственными руками или тщательно выбранными в магазине задолго до праздника. Нас было много, человек тридцать, так что «раздача слонов» занимала бо́льшую часть времени. Днем мы сплели десятки венков из тубероз и ноготков, вставили двести фитилей в терракотовые лампы. Тетушка Джайпала наливала в них осветленное масло с запахом ванили. Женщины надели праздничные сари, лучшие украшения и разрисовали руки хной. Шадви тоже была в сари – хотела сделать приятное отцу, но чувствовала себя неловко, несмотря на мои заверения, что ей очень идет этот наряд. Я купил в Саутхолле серьги, не золотые – позолоченные, Шадви сразу вдела их в уши, и мама улыбнулась, встретившись со мной взглядом. Я получил от нее в подарок деревянную раскрашенную статуэтку Ганеши, бога, приносящего счастье, а я преподнес ей книгу о замках Луары – она всегда мечтала увидеть эту красоту собственными глазами. Отец Карана пообещал, что следующим летом мы вместе отправимся во Францию, и мама вдруг расплакалась:
– Это далеко…
– Клянусь, Фульвати, ты поправишься, к лету будешь в отличной форме, и мы поедем путешествовать.
Он зажег лампу перед алтарем Вишну и Лакшми, отец Джайпала сделал то же самое, и мы пожелали друг другу хорошего года.
– Да озарит свет твою жизнь, пусть этот год подарит тебе процветание, мир и радость.
Каждый надеялся, что и на следующий Дивали мы вновь соберемся все вместе, а я незаметно сунул в карман три терракотовые лампадки.
Я должен был свести счеты с Богом. Мне исполнилось шестнадцать, я ни во что не верил, но хотел разделить веру с близкими, стать частью общины. Всемогущих существ было много: Иисус, Будда, Аллах, бог моего отца и великое множество богов моей матери. Окружающие верили в Брахму, Вишну и Шиву[32], разобраться в этой троице было нелегко, следовало принимать во внимание многочисленные разветвления и развилки, тени и расхождения. В детстве все эти тонкости мало меня занимали, я считал естественным, что родители верят и молятся, простираясь ниц перед изображениями богов, а вот слепая вера Карана, Джайпала и Шадви представлялась загадкой. В душе каждого жила радость, набожность была естественной, у них не возникало сомнений в вере предков. А вот мне, прежде чем уверовать, нужно было понять. Индуизм – сложная религия, полная тайн и противоречий, которые никто не мог мне ясно растолковать. Выход был один: или принять все как есть, или все отвергнуть.
Мой отец принадлежал к Англиканской церкви, но в храм не ходил и позволял маме молиться любым богам, а я воспринимал ее… пантеон как отсутствие бога в принципе. Божественная природа – суть редкость. Христианская доктрина, более простая, основанная на любви к ближнему, прощении ошибок, искуплении вины и высокой морали, казалась понятней, а единый бог – убедительней и реальней сотен индийских божеств. Я полагал, что Иисус – правильный выбор, и по идее должен был не раздумывая присоединиться к Его адептам, если бы не одно существенное «но»: за два тысячелетия безраздельного господства над западным миром учение Христа не слишком преуспело. Люди вели себя так, словно Его не существовало. Бесчисленное число мужчин и женщин ходили по воскресеньям в церковь, а в будние дни без устали попирали все заповеди. Какова цена Завета Господня, если им пренебрегают, и что это за немощный бог, который не способен заставить последователей почитать его? Я вспомнил ужасную смерть Бобби Сэндса[33] и его товарищей, которым Тэтчер позволила медленно умирать от голода, хотя ее слово могло их спасти… Нет, я не мог молиться тому же богу, что и Тэтчер. Ему точно недостает могущества, раз он не сумел заставить женщину проявить сострадание на этом свете.