Теперь я иду позади детей и вижу, что Джош широко раскинул руки и бежит навстречу ветру, изображая самолет. Его догоняет Кэти, хватает за руку, и оба начинают выписывать широкие пируэты. Джош и Кэти бегут все быстрее, их головы наклонены вперед, ноги быстро мелькают. Затем они неожиданно останавливаются и оглядываются на меня, переводя дыхание. Кэти кладет руку Джошу на плечо, склоняет голову к его голове и медленно ведет брата дальше. Я поспеваю сзади.
Вот так же гуляли они прошлым летом в Провансе, когда мы в очередной раз поехали во Францию. Рука Кэти обнимала плечи Джоша. Мы шли ранним утром по винограднику. Только позади детей были мы с Гарри вдвоем.
В тот раз поездка вышла случайной. Очередная прихоть Гарри. Я узнала о ней за два дня до отъезда. Мы полетели до Марселя, наняли машину и сняли большую виллу с бассейном неподалеку от Горда. Я не спрашивала Гарри о расходах (а они, наверное, были внушительными), поскольку почувствовала, что тогда этот вопрос был второстепенным. Я поняла, что впервые после потери места в парламенте Гарри тянется к нам за моральной поддержкой и каким-то непонятным мне образом пересматривает для себя свои чувства по отношению к семье. Во Франции он явно старался позабыть о своих проблемах и уделять нам максимум внимания. Он весело смеялся над шутками детей и смотрел на нас так, будто заново узнавал.
Тогда Гарри резко сократил количество потребляемого спиртного, трижды в день плавал и после совсем непродолжительных уговоров согласился сопровождать нас в походах по рынкам и магазинам. Самое важное – то, что значительную часть своего времени и внимания он уделил Кэти. Гарри терпеливо выслушивал ее подростковую болтовню, покупал ей одежду, давал советы по поводу прически.
Гарри уделял внимание и своей внешности. Он купил себе плотно облегающие джинсы, которые, правда, невыгодно подчеркивали его живот, появившийся после многочисленных парламентских обедов и других гастрономических мероприятий. Он стал носить полурасстегнутые рубашки, чтобы подчеркнуть мужественность волосатой груди и даже (никогда бы не поверила) сумочку типа визитки, наличие которой у мужчины в Англии могло бы вызвать недоуменные взгляды. Отрастил подлиннее волосы и отпустил челку, что придавало ему мальчишеский задорный вид.
Я наблюдала за всеми этими переменами со смешанным чувством восхищения и сомнения. Я не могла отогнать от себя мысль о том, что он просто пробует какую-то новую роль. Но со временем эта мысль постепенно ушла. Какое удовольствие мне доставляло смотреть на возню Гарри с детьми! Как приятно было отмечать его терпеливость в отношении Кэти, у которой, конечно, прорывались подростковые капризы и срывы. Я любила наблюдать за тем, как они дурачатся
(в книге отсутствует строка)
дерева, или читают в шезлонгах.
«Так должно быть всегда, – твердила я себе, – так и должна строиться жизнь в нашей семье». Если во мне и оставались какие-то обиды от прошлого, я безжалостно подавляла их.
Если бы я поведала Молли о тогдашних своих настроениях, она бы сказала: «Разве ты не видела?» Видела, все видела. Но желание счастья было столь велико, что заслоняло любые мало-мальски неприятные мысли.
Теперь, оглядываясь назад, легко предположить, что в ту нашу поездку Гарри просто работал на свой имидж, что он холодно просчитывал наперед все ходы. Примерный отец и семьянин. Никаких подозрений. Отличные отметки за поведение. Но я не думаю, что это так. Если в действиях Гарри и появился расчет, то это произошло позже.
Правда, в его поведении во Франции были непонятные моменты. Временами в глазах появлялась грусть, он мрачнел и неожиданно уходил в себя. Но тогда я связывала все это с деловыми проблемами Гарри.
Разумеется, были у нас и обычные для любого отдыха мелкие неприятности. Мы потеряли ключи от машины. Между мной и Гарри порой возникали споры из-за дорогой одежды, которую он продолжал покупать для Кэти. В Англии точно такую же можно было бы приобрести раза в два дешевле. Но мы благополучно разрешали эти небольшие конфликты. Мы чувствовали себя счастливыми.
Правда, в конце второй недели отдыха неожиданно сорвалась Кэти. Без всякой видимой причины она впала в страшную хандру. Все стало ее раздражать. Я пыталась урезонить дочь, приласкать, даже рассердить, – но мои усилия наталкивались лишь на сопротивление с ее стороны.
Ситуацию спас Гарри. Он продемонстрировал такую степень понимания проблем, мучивших Кэти, что все мое недовольство дочерью оказалось как бы безосновательным. Гарри не обращал внимания на ее хандру, улыбался Кэти (даже когда она меньше всего этого заслуживала), старался больше говорить с ней. Клал ей руку на плечо или слегка трепал по волосам, как бы показывая, что понимает трудности пятнадцатилетнего возраста. Я искренне выражала свое восхищение Гарри. Он принимал мои признания с отстраненной улыбкой.