— Да? То, что Вендт имеет какое-то отношение к теракту, окруженному загадками и тщательно замалчиваемому, — это же ваш единственный след. Если никаких загадок нет и никто ничего не замалчивает — прощай, след! — Он выпрямился и сдул с ладони воображаемый след.
— А целый букет уголовно наказуемых деяний вас совершенно не интересует?
— Я подготовлю нашу экскурсию к американцам так, что комар носу не подточит. — Он принялся объяснять мне, где достанет военную форму, кому закажет ламинированные служебные удостоверения и кто его проинструктирует на предмет соответствующих фамилий, званий и полномочий. — Что вам еще? — сказал он, заметив, что я по-прежнему не верю в успех его затеи. — Вы боитесь, что американцы свяжутся по телефону с нашим начальством, которое ничего о нас не знает? У нас нет нормального в общепринятом смысле этого слова начальства. В этом-то весь фокус. Самые глупые из кобелирующих супругов врут своим женам про командировки, про деловые свидания и встречи с реальными друзьями и коллегами. Рано или поздно это вранье неизбежно раскрывается. Более сообразительные придумывают совершенно новых друзей, новые встречи, дела и поездки. Где ничего нет, там ничего и не может раскрыться. Федеральному президенту американцы звонить не будут, у него служите вы, я к нему прикомандирован, а свое постоянное место службы я придумаю так, что оно как бы не существует в природе, но могло бы существовать. Ну что, вы все еще сомневаетесь? Предоставьте это дело мне, я все подготовлю и позвоню вам в ближайшие дни.
14
Не самое благоприятное впечатление
Он позвонил уже через день утром.
— Я заеду за вами в девять. Думаю, вся процедура займет не больше двух часов. Ваше удостоверение у меня. Наденьте темный костюм!
— А как же с тщательной подготовкой? Вы же не могли за один день…
Он рассмеялся.
— Честно говоря, я готовился давно. Я мог предлагать вам это, только зная, что все получится, а получится или нет, я могу узнать, только начав подготовку.
— Откуда вы знаете, что я согласен участвовать в этой авантюре?
— Значит, вы согласны? Хорошо. Я уже сообщил американцам о нашем визите.
— Вы уже…
— Надеюсь, я не слишком наседаю на вас? Нет так нет. До скорой встречи.
Я надел свой темно-синий костюм и сунул в карман очки. Это очки для чтения; когда я спускаю их на нос и смотрю поверх оправы, я становлюсь похож на престарелого государственного деятеля. Я решился ехать с ним не только потому, что мне хотелось докопаться до истины. У меня, кроме того, был ощущение, что иначе я подведу Пешкалека.
Мы пошли к вокзалу. Мундир Пешкалека был ему узковат, но он заверил меня, что любая военная форма в бундесвере в принципе не может сидеть нормально.
— Итак, договорились — вы из канцелярии федерального президента. Ваша задача: пару общих замечаний, детали обсуждаю я. Ничего, кроме того, что пожарников и охранников решено наградить орденами за образцовое исполнение обязанностей шестого января, вам говорить не обязательно. Если у вас возникнут проблемы с английским, я тут же вступаю и беру инициативу на себя.
От вокзала мы, как бы прибыв на поезде из Бонна, поехали на такси в Фогельштанг. Пешкалек достал из кармана два ламинированных удостоверения размером с банковскую карту, и прикрепил их на лацканы моего пиджака и своего кителя. Выглядели они очень мило. Мой портрет в цвете мне понравился. Пешкалек снял меня на похоронах Вендта.
Несмотря на оптимистический настрой Пешкалека, у меня внутри все холодело при мысли о предстоящей беседе с американцами. Я вспомнил те годы, когда в моде были анекдоты о плохом английском президента Любке. [51]Я часто не понимал их соли, хотя и скрывал это, солидарно ухмыляясь вместе с другими, но сам я знал, что мой английский тоже оставляет желать лучшего. Может, я именно поэтому сохранил о Любке добрую память? Нет, я на любого смотрю с ласковой снисходительностью, стоит ему лишь сойти с дистанции, в том числе на поющего Шееля, [52]на путешествующего Карстенса, [53]на злобствующего Громыко или на гэдээровского бонзу, который смеялся, как Фернандель, и фамилии которого теперь никто уже и не вспомнит.
— Sir! — Часовой в белой каске и с белым ремнем встал по стойке смирно.
Пешкалек четко, по-военному козырнул, я приложил руку к воображаемой шляпе. Пешкалек объяснил, что у нас