Обман Зельба

Все они, конечно же, были непохожи одна на другую, но при этом казались одинаковыми. Немножко модные, немножко спортивные, немножко домохозяйки, немножко мамаши. Я представил себе их семейную жизнь. Они верны своим мужьям, как те верны своим автомобилям. Они весело и ловко управляются со своими детьми. Иногда в их резком смехе слышится страх. При мысли о том, как строится немецкая семья, поневоле думаешь: неудивительно, что у нас не было революции.

В два часа мой салат с колбасой был съеден, а яблочное вино выпито. Вендт так и не появился. Я поехал обратно в больницу. Мне сказали, что он ушел около часа назад. Я постучал к Эберляйну.

— Войдите!

Он стоял у окна в белом халате и смотрел в парк.

— Сначала пропадали ваши пациенты, теперь врачи. — Я рассказал ему о несостоявшейся встрече с Вендтом. — У вас были на днях два господина из Федерального управления уголовной полиции? Или еще кто-нибудь? Высокий, широкоплечий, лет сорока пяти, по виду может быть кем угодно — от банкира до пастора; в зеркальных очках? Расспрашивал вас о вашей бывшей пациентке Леоноре Зальгер, о докторе Вендте или об обоих?

Эберляйн опять не торопился с ответом. По-моему, это психотерапевтический трюк, с помощью которого собеседника заставляют нервничать. Но на этот раз в его поведении появилось что-то новое. Эберляйн, похоже, был встревожен. Между бровей у него пролегла резкая вертикальная складка, которой я у него раньше не замечал; кроме того, он время от времени нетерпеливо, раздраженно постукивал палкой по полу.

— На кого вы, собственно, работаете, господин Зельб? Все еще на отца Леоноры Зальгер?

— Нет у нее никакого отца. Именно поэтому, как я предполагаю, доктор Вендт и угостил меня небылицами про несчастный случай. Он думал, что фальшивый отец не рискнет появиться здесь собственной персоной и вынужден будет довольствоваться фальшивой историей. Но фальшивая история была слишком неправдоподобной, а фальшивый отец не побоялся явиться сюда — в зеркальных очках или без них… На кого я работаю? Теперь уже не на него и вообще ни на кого. У меня нет заказчика — только объект поиска, источник постоянных проблем.

— Это нормальное явление в работе частного сыщика?

— Нет. Идеальный вариант — когда этот «объект» одновременно является и заказчиком. Как у вас. Частный детектив, как и психотерапевт, не должен работать бесплатно. В нашем деле клиент, не испытывающий страданий, тоже не имеет шансов на исцеление.

— А что, сыщики тоже лечат? Я думал, они расследуют.

— И здесь тоже есть сходство с вашей профессией: пока мы не выясним, что на самом деле произошло, нашим подопечным не избавиться от их застарелых проблем.

— Так, так… — Он произнес это таким отсутствующим тоном, что я спросил себя: стоят ли эти мои разглагольствования такого глубокого мыслительного анализа? Но Эберляйн явно думал о чем-то другом. — Что же случилось с Вендтом? Вчера у меня были два господина из БКА. ^[20]И сегодня я вызвал к себе Вендта. А он просто взял и не явился. Неужели он подумал, что… — Эберляйн не стал разъяснять, что мог подумать Вендт. — Тот тип, которого вы описали, тоже был здесь. Леман из Франкфурта. Он хотел видеть Вендта, но того в этот день в клинике не было, и он пришел ко мне, представился старинным другом семьи Зальгер, в частности Леоноры, говорил об отеческом участии в ее судьбе и об ответственности, о трудной ситуации, в которой она оказалась, и хотел знать, где она живет. Я не знаю, где она живет, да и не сказал бы ему, даже если бы знал. Надеюсь, что он ее не найдет.

— Я тоже. Но почему вы?

Он открыл окно и впустил в комнату прохладный, сырой воздух. Небо было заштриховано вертикальными прямыми нитями дождя.

— Вы, наверное, несколько дней назад удивились, что у меня есть яхта. Видите ли, я интересуюсь рыбами. В Индийском океане есть разновидность акул, которые имеют некоторое сходство с дельфинами. Акулы — рыбы-одиночки, в то время как дельфины — стадные животные. Однако эта акула даже некоторыми формами поведения бывает во многом очень похожа на дельфинов. Она присоединяется к стае дельфинов, плавает с ними, играет и охотится. Какое-то время все идет мирно. Потом она вдруг ни с того ни с сего, словно сорвавшись с цепи, бросается на одного из дельфинов и буквально разрывает его на куски. Иногда стая в свою очередь набрасывается на нее, но чаще спасается бегством. После этого акула несколько недель или месяцев живет одна, потом опять присоединяется к какой-нибудь дельфиньей стае.

— И Леман напомнил вам эту акулу?.. — У меня не было причин испытывать восторг при мысли о Лемане, но Эберляйн явно хватил через край.

Он примирительно поднял руку.