– В каждом сезоне появляются новые лица. Дизайнеры, увы, полигамные личности. Сегодня они признаются тебе в любви, а завтра уже и не помнят твоего имени.
– Значит, тебе нужно вернуться на работу.
– А как же ты? Как я тебя оставлю?
– А я скоро уйду…
– Куда уйдешь? – усмехнулась Саша. – Ты еще не поправилась, не спеши. Ой, я могу много чего наговорить, ты же знаешь меня. Я просто… чуть-чуть устала и немного переживаю из-за тебя. Наверное, только сейчас я поняла, насколько ты мне дорога. Что-то я совсем сентиментальная стала! Завтра же надену что-нибудь яркое. Решено!
– Надень лавандовое платье.
– Лавандовое?
– Да, оно мое любимое. Очень идет тебе.
– Хорошо, надену лавандовое. Хотя оно уже такое древнее…
– Я тоже очень устала, Саша. Мне плохо здесь.
Такая резкая перемена в настроении Джел стала полной неожиданностью для Саши. В этот момент ей показалось, что палата стала еще мрачнее, и холод… гробовой холод стал пробирать до костей. Джел смотрела ей прямо в глаза, не моргая. Взгляд ее был ясный, в нем читались мольба и грусть, сожаление и тревога.
– Джел… – прошептала Саша.
Внезапно открылась дверь палаты.
– Саша, пора, – сказал Марк.
Саша подняла голову, проморгалась, посмотрела на Джел, вернее, на ее тело, которое подавало признаки жизни благодаря аппарату жизнеобеспечения.
– Что с тобой? – заволновался Марк, заметив испуг на лице Саши.
Саша ежедневно навещала Джел, разговаривала с ее мертвым телом, делилась переживаниями, корила себя за свое равнодушие и слабую сестринскую любовь, которыми она отличилась при жизни Джел, и порой засыпала у ее койки, продолжая разговор с сестрой уже во сне. Между Джел и Сашей появилась какая-то особенная, мистическая связь, после того как смерть разлучила их. Никогда еще отношения сестер не были такими крепкими. Только сейчас в них появилась истинная, священная сила. Саша верила, что все это не плод ее воображения, не безумие, сопровождающее всякое сильное горе. Джел в самом деле разговаривает с ней и пытается через нее говорить с остальным миром.
– Джел сказала, что она устала… что ей плохо, – ответила наконец Саша.
Марк, тяжело вздыхая, подошел к Саше, обнял ее одной рукой, а второй подал ей документ со множеством печатей и подписей.
– Недолго ей осталось мучиться, – сказал Марк.
– О Господи… – Саша поняла, что отец показывает ей последнее заключение комиссии. Были проведены очередные тесты, обсуждены многочисленные нюансы и наконец вынесено решение, которое позволяет вытащить тело Джел из больничного заточения, предать его земле. Больше нет никаких надежд. Смерть победила. – Папа, неужели это все?..
Йера долгое время не верила в то, что Джел умерла. А потом она решила всем подыграть, чтобы от нее отстали, перестали доказывать обратное, бередить рану. Йера сделала вид, что смирилась с потерей дочери. Делала она это умело, тем более у нее были такие прекрасные примеры для подражания, как Саша и Марк. Эти двое объединились, подпитывая друг друга мужеством, терпением и силой. Каждый время от времени вытягивал своего товарища по несчастью из пучины горя. Они вместе плакали, вместе смеялись, вспоминая забавные эпизоды, связанные с Джел. Марк передал всю оставшуюся любовь к Джел своей старшей дочери, Саша в ответ проявляла к отцу те сильные, нежные чувства, которые проснулись в ней после смерти сестры. Это были два сообщающиеся сосуда с равным уровнем любви, понимания и уважения друг к другу.
Йера же справлялась сама по себе. Муж и дочь не были обеспокоены ее состоянием, так как полагали, что Йера прекрасно держится, ей каким-то образом удалось быстро окрепнуть после этой трагедии. У нее железная душа, черствое сердце. Ничто не сломит эту женщину. Посторонним людям не давало покоя такое предосудительное поведение Йеры О’Нилл. Помимо того, что все обвиняли ее и Марка в смерти Джел, толпа еще неистово возмущалась: «Как Йера смеет храбриться, а то и выставлять напоказ свою бесчувственность, делать вид, что ничего существенного не произошло?! Не мать, а настоящее ничтожество!» Народ жаждал увидеть мучения Йеры. Йера же полагала, что ее осудят, если она покажет всем свои истинные эмоции.