Обладание

Женщина уже была не властна над собой. Он чувствовал это и продолжал безжалостно дразнить ее, распаляя все сильнее и сильнее. Из ее груди вырывались вскрики, в которых уже обозначился ритм, так необходимый ей сейчас, сию минуту. Пассивность ее положения и возбуждала, и обманывала одновременно. Только его прибинтованная рука и согнутое колено не давали ей возможности прижаться к его телу полностью. Если бы не слабые отголоски памяти о том, что тело его не совсем здорово, она бы без раздумий соединилась с ним сию же секунду — этого так страстно желало ее собственное тело.

Аддис крепко держал ее, то отстраняя, то приближая, покуда его губы не нащупали ее груди. Она выдохнула с криком и полностью растворилась во всхлипываниях и прерывистых вздохах. Удовольствие сводило с ума, становилось все более напряженным и острым. Он целовал, лизал, сосал, дразнил, пока его руки продолжали ласкать ее спину и ягодицы. Живот… Бедра… Спина… она неистово желала большего. Он дал ей это. Его рука скользнула меж ее бедер. Она раскрыла их для него и застонала. Все ее тело умоляло его войти в нее.

Дразня ее груди, он довел ее до безумства, потом до отчаяния, затем погрузил ее в наслаждение, пока страсть и желание не поглотили все ее существо. Желание стало распространяться, искать, дотягиваться, находить… Он освободил ее, но она качнулась обратно, хороня свои стоны в его плече. Последнее прикосновение, пронзившее все ее тело, высвободившее его, разразилось в ней безудержным летним ливнем.

Мойра сжалась, внезапно вспомнив, что половина его тела не служит ему. Он притянул ее к себе, желая успокоить, и она прижалась к его груди щекой…

Они пролежали так долгие часы, ни один из них не спал, не двигался, унесясь в свой, созданный ими самими мир блаженства и покоя. Вряд ли кто-нибудь из них произнес хоть одно слово за все это время. Здесь не было места для слов. Здесь не было места для смысла, в этом неповторимом «сейчас».

«Это любовь, — подумала Мойра. — Когда даже боль приносит блаженство».

Она устроилась в туго сплетенном кольце его заботливых рук, как в гнездышке, глядя в любимые глаза и растворяясь в его взгляде. Предзакатные лучи солнца не смели нарушать их идиллию…

Глава 15

Матильда Уэйк была красавицей. Маленькая, хрупкая, с бледным лицом, казалось, освещавшим маленький садик, посреди которого она стояла. Она скромно потупила очи, пока Томас представлял ее. Аддис, нахмурившись, глядел на ее склоненную белокурую голову. У него сложилось впечатление, что девушка принимает свою судьбу, но прекрасно знает себе цену.

Второй мыслью было то, что она очень напоминает ему Клер.

Ее личико цвета свежих сливок выражало трепетный восторг. Она медленно подняла голову, пока не встретилась с его взглядом. Томас, должно быть, предупредил ее об ужасном шраме, но улыбка не покинула ее лица.

— Вы очень высокий, сэр Аддис.

Его восхитило то, как она нашла выход из неловкой ситуации.

— А вы — просто малышка, миледи.

— Говорят, я могу еще подрасти, но вы вряд ли усохнете.

— Если вам так хочется, я попытаюсь это сделать, — беседа лилась непринужденно. Он знал, как играть в такие игры. Одно время он был в них одним из первых. В далеком прошлом. Длиной в целую жизнь.

— О, я не думаю, что меня привлечет маленький рыцарь, сэр Аддис.

Сэр Томас не спускал с нее глаз. Но природная гордость отца интересовала Аддиса куда больше, чем непринужденные манеры его дочери. Потакал ли ей Томас во всем? Подчинила ли она его своей воле? Если она станет умолять отца избавить ее от такой пары, как Аддис, пойдет ли Томас ей навстречу?

Такая вероятность заставила его задуматься. В глубине души он все же надеялся на такой исход дела. Часть его сознания, противившаяся этому союзу, непрестанно сражалась с той половиной, которая следовала чувству долга. Непреодолимое желание каким-то образом отпугнуть красавицу постоянно рвалось наружу, заглушая его лучшие намерения.

Аддис повел их в зал. Когда они ступили на пол, по торжественному случаю усеянный травами и цветами вперемежку с тростником, то ощутили приятный аромат, наполнявший комнату. Летние цветы гирляндами свисали с окон и украшали перекладины потолков. Новая хрустящая скатерть покрывала стол. Кресла были покрыты мягкими накидками. Одно из них было убрано как кресло хозяина. Горы всевозможных свежих фруктов, от которых ломились дорогие чаши, добавляли изысканности в интерьер. Трое музыкантов разместились на стульях в углу.