Обитель духа

Но старый жирный лис Цао, наперсник императора хитер и осмотрителен. И у него длинные руки. Поговаривают, что на содержание своих шпионов Цао тратит из императорской казны больше, чем весь налог на торговлю. В каждом городе, на каждой вонючей, крытой соломой заставе, – у него везде осведомители. Возможно, это он стоит за спиной Ожанга, проявившего сколь непристойную, столь и удивительную прыть, примчавшись забрать овдовевшую И-Лэнь с детьми. Или ему, Первому Министру, уже везде мерещатся эти толстые, будто обрубленные пальцы «распорядителя внутренних покоев»?

Хотя зачем Цао эта женщина, если не затем, чтобы выспросить и заставить замолчать? Господин евнух всегда относился к ним с подчеркнутым презрением и неприязнью. А позволять своим желаниям и страхам управлять собой – высшая глупость. Он, к примеру, такого себе не позволяет. Иногда какая-нибудь глупенькая певичка может решить судьбу целого государства. Не зря же говорится: «Хочешь разбить врага – собирай войско, хочешь ослабить – пришли ему красавицу».

Женщину с детьми нужно как можно более незаметно устроить и расспросить. И беречь. Да, беречь. Она может послужить орудием, его красивая и умная племянница. Какая жалость, что император не интересуется женщинами! Хотя ради того, чтобы свалить Цао, – и тем самым сберечь тысячи жизней солдат, погибающих сейчас в джунглях и болотах бьетов, – он, Той, готов предложить императору кого угодно, включая своих родственников… не близких. Но за этим Цао следит как коршун. Возможно, старый скопец и внушил императору такие пристрастия… Так или иначе, но поставкой фаворитов в постель государя занимается только Цао, и в этом его дополнительный рычаг давления на государя: в Шафрановый Покой попадают только преданные Цао люди.

Противостоять этому умному, хитрому, не гнушающемуся никакими средствами вонючему старику было очень трудно. Сначала господин Той не относился к скопцу серьезно – сказалось некоторое презрение к евнухам, которые по традиции занимали в знатных домах положение наперсников и образованной прислуги, – например, секретарей, домоправителей, распорядителей внутренних покоев и книгописцев. Это было самой серьезной его ошибкой. Она стоила господину Тою разгрома его партии, ссылки Фэня (а теперь и его смерти) и прочих очень неприятных вещей, вроде лишения права пользования государственной печатью. Теперь ею распоряжается медоречивый старик с вечно опущенными долу глазами и неслышной, крадущейся походкой. Войти с ним в какое бы то ни было соглашение было невозможно – господина Тоя физически тошнило от одного его вида, от запаха старой мочи, несмотря ни на какие благовония просачивавшегося сквозь одежды (говорили, что это побочное следствие производимых над евнухами операций), от его манеры говорить, похожей на причитание старой женщины… Иногда его ненависть была так сильна, что казалась плотной, ощутимой. Господин Той еле сохранял равновесие в присутствии Цао. Впрочем, при дворе было очень мало людей, способных выносить его. Кроме государя. Великие боги, чем он приворожил Шафранового Господина, который верит ему, будто самому Синьмэ, и Девятке Великих, вместе взятым?

Размышления Первого Министра прервал осторожный стук в дверь. Вошел пожилой слуга – с некоторых пор Первый Министр не держал евнухов. Осторожными движениями старик подошел к господину и протянул ему запечатанную записку. Еще не сломав печать, господин Той знал, о чем она. Письмо было запечатано управляющим его летней резиденции в Кудо – горной деревушки в окрестностях столицы. Письма от него он ждал уже несколько дней. Оно означало, что вдова господина Фэня с детьми доставлена.

Господин Той почувствовал, как по венам растекается тепло, словно у воина перед сражением. Это ощущение всегда появлялось у него, когда назревали важные события. Можно было даже назвать это чутьем. Чиновник хищно улыбнулся портрету императора, украшающему парадную стену, и махнул рукой:

– Готовь повозку. Без шума. Немедленно.

По дороге – а ему приготовили обычную повозку с плетеным верхним коробом безо всяких знаков различия – господин Той все более уверялся в том, что поступил верно. По крайней мере до какой-то степени И-Лэнь – его союзница. Ее ненависть может оказаться полезной. Быть может, она и не проложит путь в Шафрановый покой, но при дворе полно людей, чьи голоса господину Тою было бы неплохо заполучить, тем более что позиции его партии в последнее время значительно ослаблены.

Осень в окрестностях столицы была, по всеобщему мнению, лучшим временем года. Хэйлун, Город Девяти Чертогов, стоял на излучине широкой мутной реки Хэ, несущей в зависимости от сезона свои грязно-коричневые, глинисто-рыжие или ржаво-красные воды к морю. Хэйлун стоял на высоком берегу, а напротив, в ежегодно заливаемой пойме, находились десятки проток, заросших высоким камышом, – прибежище уток, водяных змей, москитов и разбойников.