Обитель

– Не отдаст.

– Почему?

– У него тоже приказ. Мы приехали сюда за вами.

– А если все же отдаст? Он промолчал.

– И это тоже понятно,- усмехнулся я.- Куда мы теперь?

– Ваше дело.

– Я собираюсь пойти к себе.

– Мои вещи уже в вашей комнат-те. Солдаты постелили мне на полу. Не обращайте на меня внимание.

– Легко сказать… Ладно, пойдемте…

В комнате он снял шинель и, сев на табурет возле двери, замер, словно окаменевший сфинкс.

– Вы – член большевистской партии или просто наемник? – осведомился я, твердо намеренный выдать из этого невольного соседства максимум информации.

– Я член латышской социал-демократической рабочей партии.

– Это было обязательное условие? Чуть помедлив, он кивнул.

– Вы же профессиональный военный. Скорее всего – младший командный состав… Значит – социально чуждый им элемент.

– Мы им нужны.

– Сейчас. А через десять лет? Двадцать? Что будете делать, когда все это закончится?

– Хотелось бы вернуться домой… Но это – вряд ли.

– Тогда я совсем ничего не понимаю. Вы готовы убивать по приказу, жечь, разрушать… У вас странное понятие о жертвенности, господин Плаудис. Уверены, что Советы – на века? Вы уж простите мои расспросы, но это не праздное любопытство. Как вы понимаете, я составляю отчет для своего руководства в Лондоне. Мы хотим понимать: с кем имеем дело.

– Надеетесь вернуться?

– Да уж постараюсь,- заверил я.

– Тогда никого ни о чем не расспрашивайте.

– Почему же? Здесь все много и охотно говорят. Особенно большевики. Это и называется «пропаганда». Но если уж даже крестьяне и те не все им верят, то вы-то… В чем дело? Ведь вы понимаете, что их обещания – невыполнимы.

– Латвия – очень маленькая страна,- повторил он.- Зеленые долины… Много зеленых долин в очень маленькой стране. Мы очень древняя страна. И нас все время кто-то завоевывал. Сотни и сотни лет мы были вассалами немецких рыцарей… Мы не ораторы. Нас веками отучали говорить. Мы умеем петь. Вся Латвия – это зеленые равнины, реки и много-много печальной музыки. Все, что у нас есть, это маленькая страна, музыка и надежда… Мы очень любим все это.

– У вас же нет гарантий, что вас не обманут…

– Мы поклялись выполнять приказы,- сказал он.- Они обещали свободу. Мы будем держать слово.

– Матис, а вы сами верите в Бога? Ответом было молчание.

– Хорошо. Тогда вот что… Я не зря напомнил вам о том, что вы прибыли сюда именно за мной. И приказ этот исходил не от Звездина, а от тех, кто сидит куда выше, чем он. Завтра, скорее всего, у нас с ним состоится очень неприятный разговор. Продолжать так бесчинствовать здесь я ему просто не дам. Само мое участие во всем этом безумии может очень осложнить еще даже не начавшиеся переговоры. Приказ приказом, идеология – идеологией, но я не думаю, что ваше начальство будет радо узнать, что именно он мне здесь демонстрировал. Классовая борьба – это понятно, но, полагаю, руководству Советов все же хотелось бы сохранить хотя бы видимое приличие в глазах мировой общественности. Так что в ваших же интересах помочь мне завтра убедить господина Звездина отпустить арестованных и заняться выполнением своего прямого приказа: сопровождением меня в Петроград. Мне в любом случае придется написать подробный отчет о происходившем. И не я, а именно ваш комиссар дискредитирует власть Советов в глазах международного сообщества. И я все это постараюсь доходчиво истолковать господину Звездину. И я хочу, чтоб вы помнили о том, кто я, и о данном вам приказе по моей охране. Вот такой суровый выбор.

– Нет выбора,- пожал он плечами.- Я всегда выполняю приказы. Комиссар тоже. Я это знаю, и он это знает. Вы выполняете свой приказ. Наши цели не противоречат друг другу и должны быть достигнуты. Он это тоже знает.

– Вот и хорошо,- сказал я.- А теперь можете отдыхать. Я буду работать и выходить из комнаты не собираюсь. Насмотрелся уже… А вот вам надо набраться сил перед обратной дорогой.

Он остался неподвижен, словно вовсе не услышав меня.

– Ну, воля ваша,- пожал я плечами и, устроившись за столом, раскрыл рукопись…