— Ты знаешь, Маленькая Э, что завтра канун Нового года и в этот день следует расплатиться со всеми долгами. Приходил хозяин дома и велел передать, что, если завтра не будет заплачено за вашу комнату, он отправит вас с теткой в тюрьму. Ну, с тетки уже теперь нечего спрашивать, а ты помни! Сегодня еще можешь ночевать здесь, а завтра доставай деньги или уходи куда хочешь.
Маленькая Э ничего не ответила, легла на пол и закрыла глаза. Тогда цветочница спросила:
— Ты, наверно, ничего не ела? Подожди, сейчас я принесу тебе каши.
Маленькая Э съела полную миску. Рис был соленый от слез. Она глотала его, давясь. Потом снова легла и заснула.
А пока она спит, мы ненадолго вернемся к хранителю большого сундука, Хэй Мяню, который, увидев в старом храме тело Сюй Сань, не поверил своим глазам и по конскому следу отправился искать ее, где бы она ни была, потому что от великой любви никак не мог поверить, что нету ее в живых.
Глава седьмая
КАК РЫБАК ПРЫГНУЛ В ЧАН С КИПЯТКОМ
Временами Хэй Мянем овладевали мрачные раздумья.
— Вполне возможно, что я околдован, — рассуждал он. — Эта женщина, Сюй Сань, явилась неизвестно откуда и, украв мое сердце, вновь исчезла. Можно поверить, что вовсе и не была она женщиной, а какой-нибудь лисой, принявшей человеческий облик. Ведь недаром же рассказывают столько историй о волшебницах-лисах, которые превращаются в красавиц, чтобы губить честных людей. Может быть, и есть в этом доля правды? Как иначе объяснить, что вот уже близится зима, наступил двенадцатый месяц года, с лета ищу я ее, столько поместий обошел, а нет от нее ни следа, ни слуха. Что теперь моя жизнь! Искусный в своим ремесле, мог я сшить любой театральный костюм или модное женское платье, какие носят богатые дамы на юге. А сейчас поломал я свои иглы, порвал шелковые нити и вместо того убираю навоз иа конюшен или подметаю дворы треугольным веником на длинной ручке. Едва только начал привыкать к новой службе, обнаруживаю я, что на женской половине нет никого похожего на Сюй Сань, бросаю свое место и вновь бреду не знаю куда. И кому же я прислуживаю? Одним монголам! Китайские жилища обхожу широкой дугой, потому что китайцам запрещено держать лошадей, и к их порогу не привел бы конский след. Уж сколько поместий я обошел, и все напрасно. Сколько лет продлятся эти бесплодные поиски? Настанет время, голова моя облысеет, подобно крутому яйцу, руки и ноги ослабеют и тело согнется, как вареная лапша, повисшая на палочках для еды. И, если тогда я найду ее, она не захочет выйти за меня замуж. О горе! Я ищу ее среди живых, а, возможно, правы все, кроме меня, утверждавшие, что уже нет ее на свете. — Насупив густые брови, он размышлял: — Не может того быть, чтобы эти похитители прибыли издалека. Ведь ехали они в город по какому-то делу, а у самого предместья повернули обратно. Будь они дальние, то, случайно увидев и похитив Сюй Сань, спрятали бы, связав ее, где-нибудь поблизости в лесу, поехали в город, а затем по окончании дела вновь бы за ней вернулись. И в тот короткий срок, о котором говорила мне зоркая старушка в придорожной хижине, не могли бы они всего этого успеть. Между тем, если живут они поблизости, чего проще, как отвезли добычу домой, а через день или два вновь поехали в город. Нет, где-то она здесь, недалеко, и лишь моя несчастная судьба мешает мне ее обнаружить. Все это так, но ступает ли она еще по земле? Все видели ее обезглавленное тело, я один не поверил своим глазам…
День был серый, и пронзительный ветер свистел, срывая с деревьев последние листья. Почерневшие тонкие ветви прибрежных ив висели растрепанные, как волосы плачущей женщины. Погруженный в свои мысли, Хэй Мянь шагал узкой тропой вдоль реки, и при каждом шаге желтая грязь хлюпала, засасывая подошвы туфель. Вдруг Хэй Мянь увидел в маленьком заливе рыбацкую лодку.
Верный своей привычке каждого встречного расспрашивать, не слыхали ли они о китайской женщине, похищенной монголами, Хэй Мянь направился к рыбакам.
Их было двое в лодке, и Хэй Мянь с изумлением увидел, что они совсем голые и лишь прикрыты соломенными дождевыми плащами. Посреди лодки стоял котел с водой. Рыбаки подбрасывали щепки в разведенный под ним огонь. Над водой поднимался пар.
Не успел Хэй Мянь поздороваться, как из реки вынырнул, человек. Одной рукой он утирал лицо и глаза, а в другой, словно щипцами сжимая ее тремя пальцами, он держал скользкую, покрытую илом рыбину с тупой мордой и длинными усами.