— Я вдова, — ответила Сюй Сань, опустив голову.
— Я очень этому рад! — воскликнул Хэй Мянь и, растерявшись, уронил ножницы.
Сюй Сань не ответила, а Хэй Мянь, шаря по полу в поисках ножниц, не сводил глаз с ее лица и продолжал:
— И дочка у тебя воспитана в послушании и уже сейчас хорошая рукодельница. Почему бы тебе вновь не выйти замуж? Человек, которого ты выберешь, будет добрым отцом твоей девочке, и, если сам он усердно и честно трудится и с такими золотыми руками, как у тебя, мы могли бы жить в достатке и довольстве.
— Люди осуждают вдову, вторично вышедшую замуж, — ответила Сюй Сакь. — Прошу вас не говорить об этом.
Хэй Мянь, вздохнув, замолчал. Сюй Сань тоже молчала, вздыхая. Но Маленькой Э наскучила тишина, и она запела:
В сердце горит тоска…
В это время вошли Гуань Хань-цин и Погу-барабанщик.
— Голос чистый и звонкий! — воскликнул Погу. — Иди сюда, девочка. Я проверю твой слух.
Тотчас достал он хуцинь и, извлекая укрепленным меж струн смычком звуки различной высоты, заставил Маленькую Э повторять их.
— Есть и голос и слух. Можно предсказать хорошую будущность.
— Лицо выразительно и тело гибкое, — подтвердил Гуань Хань-цин. — Эта девочка рождена быть актрисой, и я напишу для нее пьесу.
— Эта девочка может стать хорошей вышивальщицей, — вмешался Хэн Мяиь, — если она пойдет по стопам своей добродетельной матери.
— Как можно сравнивать вышивание и пение! — закричал сердито Погу. — Девочка, попробуй взять вот эту ноту!
— Она рождена играть красавиц древних времен! — воскликнул Гуань Хань-цин. — Девочка, попробуй пройдись. Правой ногой переступай через левую, левой накрест через правую. Выверни слегка пяточку, чтобы виден был кусок подошвы. Не мешает этой девочке сшить туфли! Вот так, тело чуть-чуть наклони влево. Правую руку, округлив, выдвинь вперед, левую округли назад на уровне талии. Покачивайся справа налево, слева направо. Вот походка красавицы!
— Извините меня, господа, что осмеливаюсь вмешаться, — спокойно прервала Сюй Сань. — Я ее мать, и мне надлежит решать ее судьбу. Эта девочка из почтенной семьи, и я стремлюсь отвести ее к дяде — брату моего отца, который живет в Линьани за воротами Цяньтан, в переулке у знаменитого ресторана «Рыбная похлебка пяти сестер Сун». И я надеюсь, что из моей девочки вырастет скромная женщина, соблюдающая все четыре правила поведения. И нельзя ее назвать красавицей, потому что она похожа на меня, и у нее самое обыкновенное лицо. Кроме того, ей следует пришить эти пуговицы, петли и завязки, а не ходить по комнате, кривляясь подобно актрисе.
Погу сердито охнул, Хэй Мянь ухмыльнулся, а Гуань Хань-цин засмеялся так переливчато, звонко и долго, что Сюй Сань сперва ПО краснела от стыда за свои невежливые слова, а потом тоже рассмеялась. Маленькая Э запрыгала и завизжала от смеха, Хэй Мянь не смог удержаться и захохотал басом, а Погу фыркнул отрывисто, будто бил в кожаный барабан.
Глава четвертая
КАК СЮЙ САНЬ НАДЕЛА РОКОВОЕ ПЛАТЬЕ
Когда Лэй Чжэнь спрашивал Гуань Хань-цина, скоро ли будет написана обещанная ему еще в Ханбалыке великолепная пьеса, Гуань Хань-цин сердился и говорил:
— Оставь меня, пожалуйста, в покое. Сам ты прервал мою работу на полслове, не дал закончить, а теперь пристаешь ко мне. Когда хочу, тогда и кончу. Мне весело играть шутов, и не хочу делать ничего другого. Отстань от меня! Не могу я писать, когда ни не мгновение нет ни досуга, ни покоя. Вот, когда поедем по каналу.
«… Когда поедем по каналу.» — мечтали актеры. Все они устали трястись по дорогам, ночевать то за сценой, то в постоялых дворах и хотелось, хоть временно, хоть ненадолго, иметь определенный, свой собственный угол, подобие дома, домашней жизни, домашнего уюта. Все повторяли в радостном ожидании: «Когда поедем по каналy…»
«…По каналу, — с беспокойством думала Cюй Сань. — Уж мне-то не придется ехать. На лодку меня, наверно, не возьмут, и без меня будет тесно. И так уже сколько времени терпели они, сами бедняки, лишний рот и бесполезную обузу».
Об этих своих опасениях она сказала Хэй Мяню, но тот загадочно ответил:
— Не только возьмут, а еще попросят. Ты только молчи. Я сам буду говорить.
Наконец настал день, когда они увидели на горизонте мачты и паруса множества лодок и вскоре добрались до маленького городка, расположенного на высоком берегу канала. Здесь Лэй Чжень-чжень рассчитался с возчиками. Они трогательно простились с актерами, сгрузили сундуки, шесты и циновки, и три пустые тележки повернули и уехали.
Затем Лэй Чжень-чжень пошел на пристань, чтобы нанять лодку, и Гуань Хань-цин, шутя, предложил ему захватить с собой Погу-барабанщика.
— При виде Погу, — пояснил он, — лодочник поймет, что мы не какие-нибудь знатные господа, а самые обыкновенные оборванцы. Тогда уж он не сдерет с тебя лишнего.
Погу очень обиделся и пробормотал:
— Музыка — дитя небес, а я ее служитель. Это ли не высшая знатность? — но спорить не стал и пошел.