КАК ВСАДНИК УКРАЛ ПАРУ ТУФЕЛЬ
Послав Маленькую Э в Абрикосовую Рощу, тетушка Мей вскипятила воду, приподняла голову Сюй Сань и влила ей в poт несколько капель кипятка. Сюй Сань поперхнулась, выплюнула воду и открыла глаза. Тетушка Мей тут же подала ей вторую чшчечку. Мл этот раз Сюй Сань протянула руки, взяла воду и с жадностью выпила. После этого она попыталась сесть, но тетушка Мей сейчас же уложила ее обратно и сказала:
— Лежи, отдыхай и ни о чем не думай. Все твои несчастья кончились с той поры, как ты попала в мой дом. Я буду заботиться о тебе, как о своей родной дочери. Скоро придет врач, и ты опять будешь здорова и весела.
— Ах, тетушка, — возразила Сюй Сань. — Никогда уже не я веселой. Были у меня и дом и работа, но император выгнал меня из Ханбалыка, я всего лишилась и теперь бреду по дорогам, иссохшая, как песчинка, гонимая ветром.
— Я слышала, что китайцев выселили из Ханбалыка, — сказала тетушка Мей. — И, конечно, это горе, и разорение, и великая обида, и несправедливость. Но все это ты уже пережила и осталось это позади, а вскоре — уж поверь мне, старухе! — ждет тебя богатство и счастье. Ты только будь мне покорна, и уж я о тебе позабочусь.
— Ах, тетушка, — сказала Сюй Сань. — Я вижу, вы женщина доброжелательная и исполненная сострадания к несчастным. Но, боюсь, я буду вам в тягость.
— Об этом ты не беспокойся, — ответила тетушка Мей, — и поменьше думай о своих горестях. Не одну тебя разорил иноземный император. Едва ли найдется в стране хоть один китаец, который не пострадал бы от проклятых монголов. Вот, скажу о себе… Но ты, может быть, хочешь поспать?
— Нет, нет, тетушка, рассказывайте. Мне так хорошо здесь. Тихо и прохладно. Я чувствую, как жизнь возвращается ко мне,
— Ну вот, скажу о себе, — начала тетушка Мей. — Жили мы с мужем хоть и не в богатстве, но в полном достатке. Здесь неподалеку есть бамбуковая роща, и принадлежала она всему городу. Кому была нужда, тот и пользовался ею. Мы с мужем плели из бамбука корзинки. Ай-я, как он был искусен в своем ремесле! Посмотрела бы ты на эти корзинки — ив виде вазы, и круглые, и осьмиугольные, и какие хочешь. Он расщепит бамбук на тонкие пластинки и сплетает их любым узором. Повернешь корзинку к свету, и на гладком плетении выступают и цветы, и горы, и рощицы. Такого второго искусника не найти было во всей стране. Научился он этому от своей матери, которая была родом с юга. Но я думаю, что в самой Линьани никому так не сплести. А до чего плотные были! Положи ты в такую корзинку горячие пышки, прикрой плетеной крышкой и на всю ночь выставь под проливной дождь. А на утро сними крышку, и пышечки совсем сухие и еще теплые и только еще пышней стали. За таким мастером, думала я, нет меня счастливей. Но монголы отобрали эту рощу и теперь берут за бамбук дорогую цену, а с ремесленников взимают такой налог, что работать пришлось бы себе в убыток. Конечно, ни кто не хочет покупать изделия из бамбука, потому что они безмерно вздорожали, так что и не встретишь их теперь на рынке. А те, кто работал, остались без работы, и молодые ребята не хотят уипыи ремеслу, которое их не прокормит. Ты не устала?
— Нет, нет, тетушка, я слушаю. Я только закрыла глаза.
— Мой муж и говорит, что это несправедливо и такого никогда не было. Наши предки пользовались этой рощей, и, значит, и нам можно. Прямо среди бела дня, не крадучись, не укрываясь, пошел он туда и срезал несколько стволов. Но стражники поймали его и стали бить, и от этих побоев он месяц чахнул и зачах и умер. Было у меня два серебряных браслета и к ним весь прибор — сережки, и кольцо, и булавка для волос. Я понесла их в город продавать, чтобы на эти деньги похоронить мужа, а меня тут же, на рынке, схватили и отвели к чиновнику в обменную кассу. Он меня обругал и говорит:
«Что же ты не знаешь, глупая женщина, что по повелению императора запрещено китайцам иметь золото и серебро и продавать его, а обязана ты их сдать и получить за них ту цену, какая назначена но указу». Я ему отвечаю:
«Я ваших указов не знаю, потому что я неграмотна. И золота у меня нет, а серебро мне досталось от свекрови, и не стала бы я его продавать, если бы не мое несчастье. А за вашу цену я продать не согласна». Сказала и повернулась уйти. Но меня задержали, и чиновник объяснил, что моего согласия не спрашивают. По указу обязана я сдать золото и серебро, а не сдам, так отвечу за это. Я ему говорю: