Обезьяны

В отзнак Саймон повел себя самым неожиданным для эскулапа образом. Не ожидая дальнейших увещеваний, он стал на четыре лапы и как ужаленный поскакал прочь, обогнав именитого психиатра. Добежав до сквера, окружавшего гигантскую канцелярскую окаменелость, экс-художник подпрыгнул, схватился передними лапами за нижнюю ветку первого попавшегося дерева, раскачался, отпустил ветку и, долетев до другой, повыше, ухватился за нее, затем продолжил двигаться вверх означенным способом, пока не добрался до вершины — как самый настоящий шимпанзе.

К сожалению, у Буснера не было времени дивиться прыти Саймона — жаркое дыхание превосходящих по размерам преследователей жгло ему задницу. Не мешкая, бывшая телезвезда по примеру бывшего художника оттолкнулся от земли, взвыв про себя от боли — проклятый артрит! — и забрался на ближайшую ветку ближайшего дерева.

Преследователи решили на дерево не лезть. Сгрудившись у подножия избранной Буснером ели, самцы немного, но яростно повыли и почетверенькали прочь — судя по пиджакам в полоску, на работу в какое-нибудь агентство недвижимости или страховую компанию.

Как выяснилось, для Саймона все случившееся было откровением — откровением о том, что значит быть шимпанзе.

— Я просто «чапп-чапп» взлетел вверх по веткам. Ни на секунду не задумался. Я просто потрясен — это так легко, так плавно. И еще я ощутил, какая сила у меня в лапах. Я не лазал по деревьям с тех пор, как был старшим подростком.

Все телесные ощущения Саймона изменились до неузнаваемости. Он непринужденно свисал на одной лапе с далеко не самой мощной ветки, одновременно чистя своего врача в районе паха.

Буснер подумал, хотя не показал виду, что, возможно, неожиданное превращение вызвано адреналином, вброшенным в кровеносную систему экс-художника как реакция на несостоявшуюся атаку. А также что бегство могли обслуживать отделы мозга, отвечающие за более примитивные, по-настоящему базовые функции организма. Не прошло и десяти минут, как опасения именитого психиатра подтвердились: едва только шерсть у Саймона опала, приняв свой обычный унылый вид, художник сразу показал, что не может спуститься с дерева, что ему страшно наверху и он боится упасть. Пришлось Буснеру покинуть его, зачетверенькать в библиотеку и призвать на помощь дворника с лестницей для инвалидов. Только тогда Саймон соблаговолил вернуться на землю.

Парочка продолжила путь к Риджентс-Парку. По дороге они натыкались на спаривающиеся группы, и всякий раз Саймон оставался смотреть, впрочем, роковой ошибки не повторял и лапами по поводу происходящего не махал. Проползая мимо раскрытых электронных ворот одной фешенебельной виллы, врач и пациент мордозрели большой черный «БМВ» с открытой дверью, откуда свисала привлекательная молодая белошерстая самка, она ритмично билась головой о дверной подлокотник, а фары подмигивали в такт ее охам. Водитель, жилистый бонобо, был настоящий акробат — он брал ее, не слезая с водительского кресла, кусая за воротник платья.

Потом, проползая мимо каких-то гаражей, Саймон долго смотрел, как грозного вида группа старших подростков, явно патрулирующая территорию и причетверенькавшая откуда-то с севера, с совершенно неимоверной скоростью покрыла темномордую самку, лишь немного уступавшую им по размерам. Ни единому не потребовалось более пятнадцати секунд, чтобы завершить весь процесс от входа с воплем до довольного клацания зубами, выдоха — и выхода.

Когда самцы добрались до парка и перешли на другую сторону кольцевой дороги, путь им преградила окруженная деревьями поляна, на которой выстроилась как раз такая копулятивная очередь, о какой Буснер распоказывал Саймону у метро. Именитый натурфилософ быстро смекнул, что произошло: группа студенток из Бельгии и сопровождающие их учителя столкнулись сразу с тремя разными группами самцов-кокни, патрулировавших окрестности. В результате сформировалось несколько очередей и контрочередей на спаривания — самцы демонстрировали свои намерения, одни самки соглашались, другие нет, так что по всей поляне можно было видеть массу подставляемых седалищных мозолей и напряженно двигающихся задниц в самых разнообразных позах. При этом часть народу облюбовала деревья — куца бы ни поворачивались Саймоне Буснером, везде они видели свисающие с веток коричневые лапы и тела, иные из которых даже делали сальто-мортале. Ухающая какофония эхом разносилась по всему парку.

— Доктор Буснер, пожалуйста, распокажите мне про все это поподробнее, — показал Саймон. Его пальцы плохо сгибались, но ритм был вполне ровный. Художник запустил лапу в боковой карман пиджака, вынул оттуда пачку «Бактрианов» без фильтра, достал сигарету и закурил, усевшись на землю.