Читаем Обезьяны и солидарность полностью

Велло наклонил голову и пощелкал в электронном блокноте.

— Правильный ответ — направо, — констатировал Якоб.

— Ах, верно! — воскликнула Яна. — Проклятье, я ведь знала. Я просто перепутала, подумала, что легче подниматься по лестнице, если правая нога остается внешней — но ведь в крепости лестницу штурмует враг, завоеватель, поэтому ему должно быть труднее!

— Ну, я тоже так подумал, — сказал Райн.

Велло ухмыльнулся.

— Хотите литературную тему? — предложил Якоб. — Вот, например, рубрика «Книжный червь».

— Давайте, — согласился Райн. Яна кивнула.

Якоб глотнул кофе и задал вопрос:

— Кто из писателей США в 1951 году, играя Вильгельма Телля, застрелил свою жену?

— М-м… Это тот… никак не могу вспомнить его имени! — Райн нервно хлопнул себя по коленям. — Ну, один битник.

— Гинсберг! — воскликнула Яна немного визгливо.

— Пфуй, — фыркнул Каур и прищурил свои кукольные глаза.

— Уильям Берроуз, — подсказал Якоб.

— Ну, конечно, — согласился Райн.

Якоб продолжал листать книгу.

— Природа и география. Природу знаете?

Райн взглянул на Яну.

— До сих пор я считал, что знаю, но теперь…

— Я училась в биологическом спецклассе, — сказала Яна. — Справимся.

Якоб кивнул и зачитал:

— Великий Каньон — самый глубокий каньон в мире. Верно или неверно?

— Черт, я даже хотел туда съездить, — вздохнул Райн. — Когда был на одном литературном мероприятии. Да, я бывал в Калифорнии, но…

Яна гордилась тем, что Райн повидал мир и улыбнулась ему ободряюще.

— А что, если верно? — предположил Райн.

— Неверно, — возразил Якоб. — Самый глубокий — каньон Ярлунга.

— Задай им вопрос для юниоров, — предложила Аннабель.

— Это необходимо? — Райн начал ерзать. Четверть шестого, они с Яной собирались сходить вечером в кино. Но в обычно сопереживающем взгляде Яны сквозила воинственность.

— Хорошо, для юниоров, — согласился Якоб. — Например, языки. Сколько языков в Папуа, Новая Гвинея. Сто, пятьсот или семьсот?

— Зависит от того, что называть языком, — ответил Райн.

— Предположим семьсот? Это бессмысленное число, так им и надо, — сказала Яна.

— Предлагаем семьсот, — покорно повторил Райн.

— Верно, — кивнул Якоб. — На самом деле предполагают, что даже больше.

— Йесс, — воскликнула Аннабель и в знак признания подняла большой палец. — Йесс-йесс!

— Продолжим? — спросил Якоб. — Или я схожу в промежутке в туалет?

— Сходите, — согласилась Яна.

Якоб поднялся, подтянул брюки и вышел из комнаты.

— В школе я даже несколько раз входил в команду мнемо-викторины, — сообщил Райн. — Мы выиграли один турнир, в котором участвовало несколько средних школ.

— Ну-ну, — отозвался Велло.

— Нет, правда, — сказал Райн.

Каур тем временем дотянулся до книжной полки и взял оттуда антологию современной поэзии Нортона. Прочел страницу-две, поднял взгляд и внимательно посмотрел на Райна. «Сейчас он спросит, а чьи это стихи», — подумал Райн.

Велло поднял кофейную чашку, хлебнул кофе и вдруг издал губами звук «пттт».

— Там какой-то кусок, — тихо объяснил он и выплюнул обратно в чашку. Резким движением он плеснул содержимое чашки в кустик алоэ возле дивана. Не может быть, чтобы Яне показалось.

Якоб вошел в комнату, сел на прежнее место, побарабанил пальцами по обложке книги-викторины, затем приподнял пустой кофейник и сказал:

— По правде говоря, я бы с удовольствием выпил еще чашечку кофе.

Яна посмотрела на Райна. Райн посмотрел на Яну, кивнул и пожал плечами. Яна помотала головой, и ее глаза стали необычайно светлыми, почти что злыми.

— Если вам не лень приготовить, — сказал Якоб. — Может, еще кто-нибудь захочет?

Яна снова посмотрела на Райна. Райн опять посмотрел на Яну и что-то пробормотал почти беззвучно. Аннабель спросила:

— Если бы вам, например, пришлось сейчас составить свой канон западной поэзии, кто бы в него вошел?

Якоб закашлялся и постучал по чашке. Яна посмотрела ему прямо в глаза.

— Что у вас на шее? — спросила Яна.

Якоб сухо улыбнулся.

— Я же сказал, что выпил бы еще кофе.

— Что у вас на шее? — повторила Яна.

Райн поднялся. Его лицо вытянулось.

— Это медаль моего дедушки, — возмутился он. — Моему дедушке вручили эту медаль за работу в пожарной охране.

— Ее оформил Роман Тавасти, — добавила Яна.

Якоб скривил рот подковкой, помотал головой и, как показалось Яне, стал похожим на барана.

— У вас кофейник эспрессо вообще имеется? — спросил Якоб.

— Пожалуйста, снимите эту медаль со своей шеи, — потребовала Яна.

— Дайте ее мне, — произнес Райн низким дрожащим голосом.

— Да вы и не должны варить ему кофе, пусть этот тип сам постарается, — вставила Аннабель.

Якоб потеребил потрепанную оригинальную ленту медали и прикрепленную к ней атласную тесемку.

— Дедушкина медаль, — проблеял он козлиным голосом. — Дедушка был крутой мужик, да-а. Этот род не из кучи навоза проклюнулся, ох да, во времена буржуазной Эстонии получить медаль…

— Вы слышали! — пронзительно вскрикнула Яна.

Якоб кивнул с видом болванчика, снял медаль с шеи и стал протягивать ее Райну. Но в тот момент, когда Райн протянул руку навстречу, Якоб — вжих — бросил медаль Велло.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лауреаты литературных премий Эстонии

Копенгага
Копенгага

Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность. Такое волевое усилие знакомо разве что тем, кому приходилось проявлять стойкость и жить, невзирая на вяжущую холодом смерть». (из новеллы «Улица Вебера, 10»).

Андрей Вячеславович Иванов , Андрей Вячеславовчи Иванов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги