— Наверное, ты поступил мудро, не женившись на Сильви, — размышляет Каролина.
— Почему ты так говоришь? — Я недостаточно хорош? Я знаю, что моя родословная не такая прочная, как у Ланкастеров, но, черт возьми. Уит только что женился на дочери бывшей любовницы своего отца. Джанин — просто светская львица, получившая репутацию за то, что спит с очень богатыми и женатыми мужчинами. Не то чтобы Саммер была похожа на свою мать, но…
Этот брак выглядит не очень хорошо. Не то чтобы Уиту было до этого дела.
— Ты мог бы умереть в течение первого года в браке, как Эрл.
Я бросаю на нее острый взгляд. — Он умер от старости.
Каролина пожимает плечами. — Если ты так говоришь.
Я перебираю ее слова в уме, оглядывая комнату, ненавидя раздражение, которое растет во мне, и подавляю его. Это хороший день, и ничто не должно меня расстраивать. Мой лучший друг женится, и уже одно это достойно праздника. Уит ненавидит всех. Если он позволит вам войти в его ближний круг, вы должны чувствовать себя польщенным. Он нечасто открывается другим, если вообще открывается.
Но я не могу перестать думать о Сильви и о том старике, за которого она вышла замуж. У них не было пышной церемонии, как у Уита и Саммер. Я не думаю, что у них вообще была какая — либо вечеринка, даже прием. Как будто они хотели сохранить брак в тайне, а не выставлять его напоказ, что не имеет никакого смысла.
Эрл Уэйнрайт имел много связей. Был почитаемым. Богатым, мать его.
И полным куском дерьма.
— Лина. Спенсер. — Август Ланкастер сам останавливается перед нами, с нежностью улыбаясь своей младшей дочери, прежде чем заключить ее в объятия и крепко сжать. Каролина заметно напрягается в его объятиях, как будто ей невыносима мысль о том, что он прикасается к ней, и воспоминания возвращаются ко мне.
Каролина вообще не любит, когда к ней прикасаются. Она никогда не любила. Даже когда я просунул свою руку через ее, чтобы привести ее обратно в дом, она держалась от меня на расстоянии, наши руки едва касались друг друга.
Отпустив Каролину, Август поворачивается ко мне и протягивает руку. Я пожал ее, крепко сжав, как он и любит. Патриарх Ланкастеров предпочитает твердое прикосновение, крепкое рукопожатие, мужественные объятия со шлепками по спине. Он считает себя мужчиной, не признающим своего поведения, даже если оно женоненавистническое, гомофобное, какое угодно. Он оскорбителен, он курит, пьет, играет в азартные игры. Затем он идет в церковь, исповедует свои грехи и получает прощение.
И все это по кругу. Этот человек — возвращение в другую эпоху. Его дети совсем не похожи на него. Ну, Уит похож в некоторых поступках, что и привлекло меня в нем. Ему абсолютно наплевать, что о нем думают другие люди, и это легко сделать, когда ты богат, как он.
Я хотел быть таким же. И до сих пор хочу. С возрастом я понял, что мне не так важно, что обо мне думают люди.
За исключением этих чертовых Ланкастеров. По какой — то причине их мнение важно для меня.
Слишком сильно.
— Как поживаешь, Спенс? Слышал, ты тесно сотрудничаешь со стариком. — Его ухмылка знакома. Мне кажется, он даже подмигивает мне.
Не обращая на это внимания, я киваю, засунув руки в карманы. — В последнее время я много работаю, да.
Это все, что я говорю. Я чувствую на себе любопытный взгляд Каролины. Она вряд ли много знает о бизнесе семьи Донато. Она никогда не обращала на меня особого внимания, и она на целых четыре года моложе меня. Кроме того, она почти все время была за пределами страны, за исключением того года, когда родители заставили ее вернуться домой и посещать Ланкастерскую школу в выпускном классе.
Август усмехается. — Рад это слышать. Тяжелая работа полезна для души.
Прежде чем я успеваю ответить, кто — то окликает его по имени, полностью отвлекая его. Он улыбается и машет рукой, оставляя нас.
— Типично, — бормочет Каролина, скрещивая руки перед собой.
Я ничего не говорю. Определенно, не стоит с ней спорить, потому что она права. К тому же, какого черта Август Ланкастер знает о тяжелой работе? Этот человек за всю свою жизнь не пошевелил и пальцем. Ему все было приподносено на блюдце с голубой каемочкой.
В то время как я происхожу из богатства, Донато тяжело работают. Это ожидаемо. Это традиция.
Пока мы наблюдаем за происходящим, вечеринка продолжается, и я стараюсь воспринимать ее так, как будто никогда здесь не был. Черно — белые паркетные полы, которые блестят, несмотря на то, что им более ста лет. На массивных гобеленах изображены Ланкастеры давних времен, как будто они принадлежат королевским особам. Гигантские люстры из стекла французской огранки освещают нас, погружая всех присутствующих в неземное сияние. Смеющиеся, журчащие голоса разносятся эхом по огромному помещению, на заднем плане играет нежная музыка, а официанты носят огромные круглые подносы с блюдами. Подается первое блюдо ужина, но я не так уж голоден.
Не после встречи с ней.