Обещание страсти

— Даже не знаю, с чего начать.

— Ты сказала, что вас пятеро в одном лице. Возьми одну и начни с нее.

Две одинокие слезинки покатились по ее щеке. Люк протянул к ней руку, она с благодарностью взяла ее. Так они и сидели по обе стороны стола, взявшись за руки. Слезы скатывались по ее щекам.

— Значит, так. Первое "я" — это Кизия Сен-Мартин. Имя, которое ты увидел на письмах. Наследница, сирота… Романтично, не правда ли? — Она криво улыбнулась сквозь слезы. — Словом, мои родители умерли, когда я была еще ребенком. Они оставили мне кучу денег и огромный дом, который мой попечитель продал, а средства вложил в большой кооператив на углу Восемьдесят первой улицы и Парк-авеню. В конце концов я продала и его и купила вот этот дом. Моя тетушка была замужем за итальянским графом, меня воспитывали попечитель и гувернантка Тоти. И, конечно, среди всего прочего, что мне досталось от родителей, было Имя. С большой буквы. До и после их смерти мне осторожно внушали, что я не просто богатая девушка. Я — Кизия Сен-Мартин… Черт возьми, Люк, разве ты не читаешь газет? — Она смахнула слезы, высморкалась в носовой платок, отороченный серым кружевом.

— Боже, что это такое?

— Что?

— То, во что ты уткнула свой носик? Она взглянула на кусочек светло-пурпурной ткани в руке и рассмеялась.

— Носовой платок. А что это такое, по-твоему?

— Похоже на ризу игрушечного священника. Но рассказывай дальше. Сейчас я уже знаю, что ты наследница.

Она снова рассмеялась, почувствовав облегчение.

— Кстати, газеты я читаю. Но историю эту мне хотелось услышать от тебя. Не люблю читать о людях, которые мне дороги.

Кизия смешалась. Люди, которые ему дороги? Но ведь он почти не знает ее… хотя и прилетел из Вашингтона, только чтобы с ней увидеться. Сейчас Люк был рядом. И всем своим видом показывал: его интересует все, что она собирается рассказать.

— Когда и куда бы я ни пошла, меня тут же фотографировали.

— Сегодня ночью я этого не заметил. — Лукас пытался внушить ей, что на самом деле она свободнее, чем кажется.

— Это случайность. На этот раз мне просто повезло. Поэтому в ресторане я и смотрела на дверь, опасаясь, что кто-то из знакомых войдет и назовет меня Кизией.

— Разве это так важно, Кизия, если кто-то раскроет твое имя? Что из того?

— Ну… я бы чувствовала себя глупо. Я бы чувствовала себя…

— Испуганной? — закончил он вместо нее. Она отвернулась.

— Может быть, — ответила Кизия очень тихо, едва различимо.

— Почему, дорогая? Почему тебя пугает возможность быть самой собой? — Ему хотелось услышать от нее ответ. — Ты боялась, что я оскорблю тебя, узнав правду? Что гоняюсь за тобой ради денег? Ради твоего имени? Что?

— Нет… это… ну, вполне возможно. Для других людей, это, может быть, и причина, Лукас, но что касается тебя, я не волнуюсь. — Она настойчиво ловила его взгляд, чтобы убедиться, что он все понял. Она доверяла ему и хотела, чтобы он знал это. — Но есть еще кое-что, худшее. Кизия Сен-Мартин — это не просто я. Это — «нечто». Нечто позволяющее всегда быть на высоте, остальным недоступной. Когда мне исполнилось двадцать, меня считали самой желанной девушкой на рынке. Знаешь, как акции Ксерокса. Если вы купили меня, ваши акции поползли вверх.

Он смотрел ей в глаза и видел в них отражение многолетней боли. Лукас слушал молча, нежно поглаживая ее руку.

— Но быть лакомым куском на рынке — это еще не все. Есть еще родословная… есть дедушка с бабушкой, мать… — Она замолчала, задумалась. Голос Лукаса вывел ее из забытья.

— Твоя мать? Что с ней?

— Ну… просто… — Кизия старалась не смотреть Лукасу в глаза. Разговор явно тяготил ее.

— Что о твоей матери, Кизия? Сколько тебе было лет, когда она умерла?

— Восемь. Она… Она умерла от алкоголя.

— Понимаю. Она, значит, тоже прошла через это9 — Откинувшись назад, он пристально наблюдал за Кизией. В глазах ее застыла неизмеримая печаль, страх.

— Да. Прошла. До замужества она звалась леди Лайэн Холмс-Обри. Выйдя за моего отца, стала миссис Кинан Сен-Мартин. Не знаю, что оказалось для нее хуже. Возможно, быть женой отца. По крайней мере у себя в Англии она знала, что это такое. Здесь все оказалось по-другому. Скоротечнее, жестче, грубее. Иногда мама говорила об этом. Здесь она оказалась больше «на виду», чем дома. Но здесь с ней не носились так, как со мной. И потом, она не была такой удачливой, как отец.

— Она тоже была богата?

— Очень. Правда, не как отец. Она состояла в прямом родстве с королевой. Смешно, правда? — Кизия с горечью отвернулась.

— Не знаю, смешно ли. По крайней мере пока.