Обещание

Билли что-то зашептал, загибая пальцы.

— Месяца три, — сказал он вслух. — Точно не скажешь. У одной выходит одиннадцать месяцев день в день, а у другой на пару недель раньше, либо на месяц позже, и никакой беды в этом нет.

Джоди уставился в землю.

— Билли, — чуть нервничая, начал он, — ты ведь меня позовешь, когда начнутся роды, правда? Позволишь мне быть при этом?

Билли чуть куснул Нелли за кончик уха.

— Карл хочет, чтобы ты с самого начала все делал сам. Только тогда наука пойдет впрок. Свою голову и руки тебе никто не приделает. Мой старик однажды вот так проучил меня с попоной. Когда я был ростом с тебя, он был погонщиком и я ему частенько помогал. Как-то раз я плохо положил попону и седлом натер лошади спину. Отец не стал кричать на меня, браниться. Но на следующее утро взвалил на меня тяжеленное седло, фунтов эдак в сорок. Солнце палило нещадно, а мне пришлось вести лошадь через гору, да и самому гнуться под седлом. Едва жив остался, но с тех пор попону всегда кладу аккуратно, без единой морщинки. Просто не могу иначе. Каждый раз вспоминаю седло у себя на горбу.

Джоди протянул руку и взял Нелли за гриву.

— Но ведь ты мне расскажешь, как что делать? Ты же все про лошадей знаешь, да?

Билли засмеялся.

— Между прочим, я сам наполовину лошадь, — сказал он. — Матушка померла при родах, а старик мой возил груз на лошадях да мулах, коров почти никогда под рукой не было, вот он и поил меня кобыльим молоком. — Билли продолжал уже серьезно. — И лошади это чувствуют. Верно, Нелли?

Кобыла повернула голову и с минуту глядела прямо ему в глаза, чего лошади почти никогда не делают. Билли возгордился, снова обрел уверенность в себе. Даже стал хвастаться.

— Будет у тебя отличный жеребенок — уж я постараюсь! И научу тебя всему, что надо, с самого начала. Будешь меня слушать — станешь хозяином лучшей лошади в стране.

Тут и у Джоди на душе потеплело, и он загордился; так загордился, что по пути домой сгибал ноги и покачивал плечами, как настоящий наездник. И шептал себе под нос: «Тпру, Черный Демон, тпру! Стой смирно, нечего бить копытом!»

Зима накатила сразу. Легкая подготовка — несколько порывистых ливней, — а потом зарядил сильный дождь. Холмы утратили желтизну и почернели от воды, по каньонам шумно заструились вниз зимние потоки. Повылезали из земли грибы и дождевики, еще до Рождества стала пробиваться новая травка.

Но в этот год главным днем для Джоди было вовсе не Рождество. Осевым днем, вокруг которого вращались месяцы, стало некое неизвестное число в январе. Когда пошли дожди, Джоди отвел Нелли в стойло и каждое утро кормил ее теплой пищей, дочиста скреб и причесывал.

Между тем кобыла так надувалась, что Джоди начал тревожиться.

— Чего доброго, возьмет и лопнет, — сказал он Билли.

Билли положил сильную квадратную ладонь на вспухшее брюхо Нелли.

— Пощупай здесь, — негромко велел он. — Чувствуешь, как шевелится? Небось удивишься, если там окажутся два жеребеночка?

— Нет, правда? — воскликнул Джоди. — Неужели их может оказаться двое?

— Вряд ли, но вообще такое бывает.

Первую половину января дождь лил не переставая. Когда Джоди не был в школе, он почти все время проводил в стойле у Нелли. Двадцать раз на дню ощупывал ее брюхо — шевелится ли жеребенок? Нелли теперь встречала его совсем дружелюбно, стала как ручная. То и дело терлась о его бок носом. Стоило ему появиться в конюшне, начинала тихонько ржать.

Однажды вместе с Джоди в конюшню пришел Карл Тифлин. Довольным взглядом он окинул ухоженную шкуру кобылы, пощупал крепкую плоть на ребрах и лопатках.

— Ты здорово потрудился, — сказал он Джоди. В его устах это была величайшая похвала. Потом Джоди целый день так и распирало от гордости.

Пришло пятнадцатое января, а жеребенок все не появлялся на свет. Не родился он и к двадцатому. Где-то в желудке у Джоди поселился ком страха.

— Все идет хорошо? — спросил он Билли.

— Ясное дело.

И снова:

— Все будет хорошо?

Билли потрепал кобылу по холке. Она встревоженно качнула головой.

— Я же тебе говорил, Джоди, — со сроками раз на раз не приходится. Надо подождать.

Пришел конец месяца, а родов все не было, и Джоди ходил сам не свой. Нелли так распухла, что с трудом дышала, уши торчали под углом друг к дружке, будто у нее болела голова. Ночью Джоди метался по кровати, сны ему снились какие-то обрывочные, смутные.

В ночь на второе февраля он с криком проснулся. Мать стала успокаивать его:

— Джоди, тебе что-то приснилось. Проснись и засыпай снова.

Но Джоди был переполнен страхом, каким-то безысходным отчаянием. Некоторое время он лежал тихо, ждал, когда мать уснет, потом бесшумно оделся и босиком прокрался на улицу.