Обещаю быть твоей

— Пять миллилитров я отмерить могу, — отвечаю резко, так что тут же себя одергиваю.

Он отец, а это его ребенок и он сделает все, чтобы убедиться в правильности моих действий. Тем более, когда его сыну плохо. Спустя полчаса, когда температура только растет, я начинаю сомневаться в себе сама. Вспоминаю. Нет, я точно дала пять миллилитров, так, как написано в инструкции. Это ведь ребенок. Я не могла ошибиться.

— Побудь с ним, я наберу Анжелику, спрошу, как долго у него это. Вдруг она что-то напутала.

Богдан дает мне ребенка на руки. Я крепко его обнимаю и пытаюсь успокоить, сделать так, чтобы ему стало легче. В том, что это действительно режутся зубки, сомневаюсь. Особенно, когда замечаю, как трудно Ромка дышит. Разве проблемы с дыханием могут быть при прорезывании зубов?

— Ну что там? — спрашиваю, когда возвращается Богдан.

— Она не помнит. Говорит, няня была, а звонить ей уже поздно.

— Может, поедем в больницу или вызовем скорую? Мне не нравится, как он дышит. Со свистом. Ты прислушайся. Да и температура так быстро при прорезывании зубов не поднимается, я читала.

Богдан хмурится, внимательно смотрит на сына, а потом кивает. Снова кому-то звонит, подносит трубку к уху, говорит, что нужна скорая помощь. До приезда врачей мы старемся отвлекать Рому и постоянно меряем температуру. Давать еще одно лекарство так скоро нельзя, да и температура пока в пределах допустимого — тридцать восемь и три.

До приезда врачей она поднимается почти до тридцати девяти. Я уже прошу Богдана разбавить уксус с водой или дать другое лекарство. Мне страшно, я вовсе не привыкла ежедневно бороться с повышенной температурой у детей, да и видеть, как они капризничают и у них что-то болит — тоже. Несмотря на то, что ребенок не мой, я чувствую ответственность за него. Меня трясет от одной мысли, что с ним может что-то случиться, что мы, не дай бог, провороним момент, когда температура вскочит слишком сильно.

Когда раздается звонок в дверь, я позволяю себе выдохнуть. А когда в комнату заходит несколько человек, одетых в медицинские костюмы, становится чуть легче. Я понимаю, что они точно знают, что делать в таких случаях.

Доктор расспрашивает о ребенке, собирает анамнез и только потом приступает к осмотру. Сразу же отмечает жар и приказывает фельдшеру приготовить раствор для инъекции, после смотрит горлышко, ротик, говорит, что зубки у него не режутся и проблема в другом. После Рому слушают. Доктор, пожилой седовласый мужчина, внимательно вслушивается в то, как малыш дышит и после ставит неутешительный диагноз:

— Двусторонняя пневмония! Требуется срочная госпитализация.

Мы молчим. Я в шоке, Богдан кажется тоже.

— Родители! — возвращает нас к действительности врач. — В больницу ехать будете или отказ?

— Будем! — выдаю первой. — Конечно, едем. Нам же можно поехать вместе с ним?

Доктор улыбается и встает с дивана:

— Нужно, голубушка. Нужно.

На сборы у нас уходит минут пять. Богдан не успел распаковать все, что передала его бывшая жена, поэтому мы быстро сложили одежду, соску и бутылочку и последовали на выход. После укола Ромке стало чуть легче, у него спала температура и он уснул прямо в машине у меня на руках.

В больнице нас с ним сразу определяют в палату. Документами занимается Богдан, а я что-то понятия не имею, что делать. Только сажусь на кровать с маленьким, но вдруг потяжелевшим тельцем и смотрю в одну точку перед собой. Во сне Ромка почему-то кажется тяжелее, поэтому мне приходится подложить под руку подушку, чтобы хоть как-то облегчить себе задачу.

— Все еще спит? — спрашивает Богдан, заходя в палату. — Ты проверяла, он дышит?

— Глупости не говори, конечно! Сопит смешно так, ты только послушай!

Я стараюсь крепиться, хотя у самой наворачиваются слезы на глаза. По соседству от нас с Игорем жила молодая семейная пара с ребенком. Ему было около полугода, когда врачи диагностировали пневмонию. Не знаю, какой там был случай и что именно пошло не так, но домой она вернулась в черном платке. Потом их семья распалась и они продали квартиру. Мне ужасно страшно, что с Ромой может что-то случиться. Не дай бог. Богдан это не переживет, а я… как я могу оставаться равнодушной после той связи, что у нас возникла?

— Ты как? Не тяжело? Давай я переложу его в кроватку.

— Не нужно, я подержу. Он так сладко спит. Не хочется его тревожить.

Мне хотелось, чтобы Ромка как можно дольше поспал, тем более температура у него спала. Сон, говорят, лечат. Ему придут, сделают уколы, а потом он снова может поспать и набраться сил. Его организму они нужны, чтобы бороться.

— Я поеду за Анжеликой. Ты сможешь остаться с ним здесь на час, максимум два?

— Конечно! — отвечаю незамедлительно.

— Супер. Лика пока ничего не знает — трубку не берет. Намерен поехать к ней домой и устроить выволочку! Не заметить, что ребенок болен.

— Ты спокойнее там, — прошу у него. — Мы ведь тоже аж вечером поняли.

— Вечером, Лер. Не спустя неделю. В течении получаса ему поставят капельницу. Потом, когда проснется, рентген нужно сделать, оценить степень поражения. После я думаю мы уже приедем.