Нет, ему даже не придется ничего делать. Если Эми и дальше будет продолжать такую же жизнь, все для нее может закончиться очень печально. Тревис вдруг осознал, что у него нет выбора, но самое странное, в этом его убедила сама мать, даже не подозревая об этом.
– Ты сама поговоришь с отцом или мне рассказать ему? – Тревис старался говорить как можно мягче.
– Так ты это серьезно? – Она даже отшатнулась от него.
– Извини…
– Ты предпочел ее? Чужого человека родной матери?!
– Речь идет не о выборе.
– Если ты так поступишь, ты мне больше не сын, не желаю больше тебя здесь видеть – никогда!
– Тогда тебе придется сидеть в доме с опущенными шторами, – невозмутимо возразил Тревис. – Отца я бросать не собираюсь. Пока он здесь, я буду с ним рядом.
20
Тревис отправился в город, чтобы найти отца. В пути он почувствовал, как утомила его роль вершителя судеб. Он для нее явно не годился: слишком тяжелые решения приходилось принимать.
Если он расскажет отцу об Эми, обратного пути не будет. Тревис не знал другого такого человека, как отец, чья жизнь так неразрывно переплеталась с судьбами детей. Он ни за что бы не отвернулся от своего ребенка, как не бросил бы никогда умирать раненое животное.
Тревис решил посетить свой любимый уголок и провести несколько часов наедине с природой. Пусть отец еще немного побудет в счастливом неведении.
Тревис отправился в горы, вздымавшиеся за его домом, там он остановил машину в конце грунтовой дороги и дошел по тропинке до опушки. Через зеленую лужайку протекал ручей, не пересыхавший и в летнюю жару, его питали талые воды от снегов, почти никогда полностью не таявших на отдаленных вершинах.
У ручья лежал растрескавшийся обломок скалы. За многие века вода бессчетное число раз заполняла его поры, замерзала в них; камень крошился, от него отделялся кусок за куском. Постепенно в огромном валуне образовалось подобие кресла с мягкими подлокотниками из лишайников и пружинистым сиденьем из душистых сосновых игл, защищающих от холода камня.
Всякий раз, когда его что-то тревожило, Тревис приезжал сюда, чтобы подумать в одиночестве. Он часто бывал здесь на рассвете, иногда и в закатные часы. Но, покидая этот уголок, неизменно чувствовал покой и умиротворение: груз тревог и забот переставал угнетать его, верное решение приходило как-то само собой.
На этот раз знакомая поляна купалась в лучах щедрого летнего солнца. Сосны кокетливо хвастались нежными молодыми побегами, наполнявшими воздух стойким терпким ароматом. Белочки и бурундучки, потревоженные его вторжением, бросились врассыпную, но через несколько минут вернулись к прерванным занятиям, убедившись в миролюбии гостя.
Тревис погрузился в раздумья. Предстоял нелегкий разговор с отцом и Шэрон. Тревис предпочел бы, чтобы мать сама рассказала обо всем отцу, но никак не Шэрон. Он не хотел, чтобы у сестры сложилось предвзятое мнение. Если бы Эми решилась приехать, Шэрон могла бы стать важным союзником. Когда появилась на свет Эми, она была уже достаточно большой, чтобы помнить, что в доме не появилось обещанного матерью малыша, и у нее могло сохраниться чувство потери.
Солнце уже светило Тревису в спину, тени деревьев удлинились, заметно похолодало. Оставаться дольше не имело смысла.
Он обещал дать матери время для разговора с отцом и очень надеялся, что она использовала эту возможность. Тревис бы с большей охотой рассказал подробности о жизни Эми, но самому открывать отцу всю правду ему не хотелось. Отец заслуживал полновесных объяснений, а дать их могла только мать.
Тревис побрел к машине. Подчиняясь внутреннему порыву, он заехал домой, проверить, нет ли сообщений от Дианы. К его большому разочарованию, никаких сообщений не поступало. Тревис вышел на крыльцо, собираясь снова уехать, и заметил приближающийся автомобиль Гаса. Тревису было достаточно взглянуть на отца, чтобы понять, с чем он приехал.
– Я рад, что застал тебя, – сказал Гас. Тревис спустился вниз и пошел ему навстречу.
– Хочешь, пройдем в дом, я поставлю кофе?
– Да… пожалуй. – Гас снял свою видавшую виды ковбойскую шляпу и забросил ее на сиденье.
Молча отец и сын вошли в дом.
Гас уселся за кухонный стол, а Тревис занялся кофе. Вскоре кухня наполнилась терпким ароматом. Тревис достал из буфета кружки и разлил кофе, добавив сахар в кружку отца.
Гас сделал большой глоток, потом поставил кружку на стол, прикрыл ладонью:
– Может быть, готовить ты и не мастер, но кофе у тебя отменный.
– Мне повезло с учителем, – ответил Тревис. Он выдвинул стул и тоже сел, вытянув вперед ноги. Они могли бы так сидеть, мирно обсуждая виды на урожай, или говорить о погоде или о покупке новой техники, но разлитая в воздухе напряженность отличала этот разговор от других.
– Мне недостает походов с ночевкой, когда мы говорили маме, что уходим искать заблудившихся животных, – внезапно вспомнил Гас. – Нет ничего приятнее, чем выбраться утром из спального мешка и подставить спину солнышку.
– Мы вполне можем наверстать упущенное. – Тревис дорого бы дал, чтобы прогнать печаль, затаившуюся в глазах отца.
– Я не прочь.