Это прозвучало так, словно Корт испытывал некую неизвестную ей муку, и только ее прикосновения могли принести ему облегчение. Что-то разомкнулось окончательно в душе Филиппы, и она отдалась тому, что можно было бы назвать изучением, но что на самом деле было лаской. Он весь был таким твердым, но эту каменную твердость облекала шелковистая кожа. И точно так же все было там, внизу, куда он в конце концов потянул ее руку. Филиппа позволила пальцам сомкнуться вокруг твердого стержня, и тот тоже был шелковистым, гладким и податливым.
Когда она насытилась прикосновениями, наступил черед Корта. Оказывается, можно было трогать друг друга не только руками, но и губами, и языком, и все это было можно, и все это было правильно! Когда он мягко опустился на нее, она ахнула от упоительного ощущения. Робкая страсть, тлевшая в Филиппе, вспыхнула, как сухая ветка.
– Корт, Корт… – шептала она в растерянности, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, – мне нужно… что мне нужно? Что-то странное происходит со мной!
Ей хотелось царапать его ногтями, вцепиться в волосы, как врагу, и в то же время он был странно желанен, к нему властно влекло, словно он был частью, а должен стать одним целым с ней.
– Филли!
Она приоткрыла тяжелые веки.
– Сейчас тебе будет больно, милая, но совсем недолго, – прошептал Корт хрипло. – Так должно быть, и ничего страшного в этом нет. Я люблю тебя…
Мощный толчок словно разорвал ее пополам, и боль полоснула огненным острием. Филиппа вскрикнула. На глазах выступили слезы и покатились по щекам.
– Моя радость, счастье мое, – услышала она и ощутила, как его губы касаются судорожно стиснутых век, носа, подбородка. – Пожалуйста, не плачь! О дьявол, я так хочу тебя…
Губы коснулись ее приоткрытого, жарко дышащего рта. Он как будто просил прощения за причиненную боль, и по мере того как длился поцелуй, плоть Филиппы привыкала к чужому присутствию внутри, к плавному скольжению взад-вперед и к осторожным толчкам, и одновременно с этим отступала боль.
А потом началось маленькое чудо. Ритмичные движения стали сладостными, эта сладость нарастала, и в какой-то момент Филиппа услышала свой собственный стон.
– Я не знала, что это бывает так…
– Будет еще лучше, милая. Говорят, можно узнать рай в объятиях друг друга… ты хочешь побывать в раю?..
Одними губами она ответила «да» и обвилась вокруг него. Господи Боже, как чудесно это было! Как глупо было думать, будто они не подходят друг другу. О, они подходили, подходили как нельзя лучше! Каждая мышца ее тела внезапно напряглась и расслабилась вновь. Словно раскрылись невидимые двери, выпуская наружу наслаждение…
Филиппа очнулась. Удивительно, как она не направила лошадь прямо в придорожную канаву! Искоса глянув на Уорбека, она спросила себя, заметил ли он ее рассеянность. О чем он думал в эти минуты? А кстати, о чем они говорили перед тем, как… она замечталась. Кажется, о морских купаниях и целебном действии морского воздуха.
– Да, морские купания… э-э… медицина прошла долгий путь от минеральных источников в Бате до передвижных купален. Помните, когда-то считалось, что воды лечат даже склонность к апоплексии?
– То ли еще будет, – сказал он самым прозаическим тоном. – Подождите, скоро вся Англия будет проводить лето на побережье. Мы превратим Гиллсайд в такой шикарный курорт, что места в здешних гостиницах будут нарасхват.
– Я и не знала, что вас интересуют морские курорты. На этот раз искушение оказалось слишком велико. Убедившись, что Кит смотрит в другую сторону. Корт наклонился ближе к Филиппе и шепнул ей на ухо:
– Больше всего меня интересует то, что находится сейчас в непосредственной близости от меня, – и, не дожидаясь ответа, уже громче он продолжал: – Поезжайте быстрее, леди Сэндхерст. Не забывайте, нас везет чистокровная лошадь. Если вы будете без нужды ее придерживать, она скоро устанет и начнет баловать.
Филиппа послушно ослабила вожжи, и лошадка побежала резвее.
– Вчера, когда мы прибыли в Гиллсайд, меня удивило, как мало там приезжих, – заметила Филиппа немного погодя. – Странно, не правда ли? Это аккуратный и красивый городок, настоящая средневековая жемчужина.
Корт с притворно рассеянным видом поймал пальцами белокурую прядку. Филиппа была так близко, что он ощущал исходящий от нее аромат весенних цветов. Интересно, думал он, сколько потребуется времени, чтобы заманить ее в постель? Он дал себе слово, что соблазнит ее еще до того, как они вернутся в Чиппингельм. Столь же сильно его занимал вопрос, когда Филиппа забеременеет. Если вспомнить прошлое и прикинуть кое-какие даты, она уже была беременна к концу медового месяца. Но это еще ничего не значило, потому что с Сэндхерстом она жила куда дольше, но ребенком от него так и не обзавелась.