Обещай, что никому не скажешь

Ферма Гризуолдов находилась у подножия холма Буллраш. Плоская вершина холма площадью сто двадцать акров принадлежала духовной общине Нью-Хоуп, куда моя мать вступила предыдущей осенью. В Уорчестере, где она работала секретаршей, а у меня были настоящие друзья, которых я знала всю свою жизнь и думала, что буду знать вечно, не нуждаясь в новых знакомствах, — она познакомилась с мужчиной по прозвищу Ленивый Лось, которого на самом деле звали Марк Любовски. Он заморочил матери голову и уговорил ее отправиться вместе с ним в Новый Ханаан в штате Вермонт, куда он приезжал время от времени в течение последнего года. Он сказал, что некий Гэбриэл затевает нечто большое и совершенно революционное: утопическую общину.

По правде говоря, я была так же очарована Ленивым Лосем и его историями, как и моя мать. У него было доброе лицо с глубокими морщинами вокруг глаз и рта. По-видимому, стесняясь своей ранней лысины, он носил кожаную шляпу с широкими полями и бело-коричневым полосатым пером индейки, заправленным под ленту. Он снимал шляпу лишь перед сном, и даже тогда она обычно лежала в ногах кровати, где иногда спала кошка, принадлежавшая другой супружеской паре. По его словам, перо, которое он нашел в лесу за Нью-Хоупом, было талисманом, объектом магической силы, освобождавшим его дух.

Поэтому мы со свободной душой отправились в путь в его оранжевом «Фольксвагене», ожидая, что вскоре найдем свой рай. Вместо этого мы обнаружили несколько ветхих построек, колодец, из которого качали воду ржавой ручной помпой, небольшое стадо коз, с дьявольским упорством уничтожавших все вокруг, и большое холщовое типи, которое служило нам домом в последующие годы. Ленивый Лось благоразумно опустил все подробности в своих описаниях Нью-Хоупа, и хотя мы с матерью не могли скрыть первоначального разочарования, но все-таки верили, что сможем создать новую, лучшую жизнь для себя, как и было обещано. Со свойственной ей решимостью моя мать наполнила типи разноцветными плетеными ковриками и чистым постельным бельем. Она отскребла грязь с колпаков масляных ламп и приучила Ленивого Лося снимать заляпанные сапоги перед входом. Хотя наш маленький круглый дом был далек от рая, он, по меньшей мере, был светлым и чистым.

У подножия холма Буллраш, на углу, где наша грунтовая дорога пересекалась с Рейлроуд-стрит, которая уже тогда была заасфальтирована, стояла ферма Гризуолдов. Раньше здесь находилась молочная ферма, но они продали коров за несколько лет до нашего приезда. Тем не менее запах навоза по-прежнему был ощутим, особенно когда шел дождь. От него, как и от запаха смерти, было нелегко отделаться.

Гризуолды жили в покосившемся доме с облупившейся побелкой. На крыше там и сям были заметны проплешины: где черепица съехала, а где попадала. Под застрехами гнездились ласточки. Покосившийся красный амбар со старой жестяной крышей давно обрушился, и мрачные руины служили убежищем для сотни диких кошек и нескольких бродячих собак (одна ковыляла на трех ногах, у другой не хватало одного глаза, а третья была покрыта безобразными шишками). На переднем дворе, где было больше утоптанной грязи, чем травы, за большим черным почтовым ящиком с их фамилией, стояла белая вывеска со словами, выведенными от руки крупными красными буквами: «ЯЙЦА. СЕНО. СВИНИНА. КАРТОШКА».

За вывеской, примерно в десяти футах от дороги, примостился навес с ржавой жестяной крышей, открытый с одной стороны. Там на картонках в любой день были разложены три-четыре дюжины яиц, большие корзины с картошкой, бобами, кукурузой и другими сезонными злаками. Цены были написаны на обрывках бумаги, приклеенных к задней стенке, а рядом стояла металлическая банка для денег.

«Не обманывайте и берите сдачу! Спасибо!» — гласила табличка, прибитая над помятой серой банкой. С потолка свисали старые весы, но единственный раз, когда мать попыталась воспользоваться ими, стрелка и не подумала сдвинуться с места, потому что пружина внутри была сломана.

Другая вывеска предлагала обращаться к владельцу фермы насчет сена, свиней, поросят и даже котят, которых предлагали бесплатно.

До того, как в Нью-Хоупе появились куры, мы ходили покупать яйца у Гризуолдов. Мы редко сталкивались с мистером Гризуолдом, но иногда видели его вдалеке — он работал на тракторе. Как мы узнали, его жена умерла от рака несколько лет назад, и теперь дети были целиком и полностью на его попечении. Часто мы видели одного из сыновей, занятого мелкой работой во дворе или копавшегося под капотом про-ржавевшего автомобиля. Детей было много: восемь человек, включая Дел. Все мальчики, кроме нее.

— Ты живешь вместе с этими хиппи, да? — спросила Дел в тот день, когда мы стояли, глядя друг на друга на грядках зеленого горошка, только-только выпускавшего бледные усики. Между нами висела мертвая ворона.

— Да.

— Значит, ты хиппи?

— Нет.

— Хиппи тупые, — заявила она.

Я не ответила, только пнула ногой комок холодной глины.

— Я сказала, что хиппи тупые! — В ее бледных серо-голубых глазах вспыхнул гнев.