Обещай, что никому не скажешь

— Я тут подумала, что, может быть, Дел приходит за мной из-за чего-то, связанного с моим дедом и бабушкой, — проговорила она — Возможно, они имели какое-то отношение к ее убийству.

Я не удержалась от смеха. Это был нервный, но искренний смех.

— Доя? Она едва знала Дел, и она была величайшей пацифисткой, которую я знала. Она плакала, когда случайно разрезала червяка лопатой в саду. А твой дед… ну, ты, наверное, слышала, что он был в числе подозреваемых, но его оправдали.

— Возможно, они были неправы, — предположила она.

— Я так не думаю. Он многое делал неправильно, но никогда не стал бы убивать человека. У него было доброе сердце. А так называемые улики, из-за которых его имя связали с убийством, оказались совершенно ошибочными. Это было лишь большое недоразумение.

— Но откуда ты знаешь? — спросила она.

Потому что я была причиной этого недоразумения.

— Просто знаю, можешь мне поверить.

Опал ушла разочарованной после того, как задала мне несколько колоритных вопросов по поводу убийства Дел, на которые я предпочла не отвечать. Девочке и без того снились кошмары, и не стоило давать ей новую пищу для страшилок. С нее хватало потрясения, которое она испытала, увидев мертвую подругу. Судя по ее описанию, эта сцена была точно такой же, какую увидел Ник в тот день, когда обнаружил тело Дел. Но Опал не следовало знать об этом.

После ее ухода я легла в постель и задумалась над ее словами. Меня почему-то особенно беспокоило, что на Тори была куртка Опал. Что, если Опал была права? Не насчет призрака, разумеется… но что, если убийца, — который, несомненно, был живым человеком, — на самом деле охотился за ней?

Но у кого в целом мире была хоть какая-то причина охотиться на Опал?

В ту ночь я проснулась и услышала, как моя мать разговаривает сама с собой. Сначала я подумала, что это вернулась кошка, и мать укоряет ее за причиненное беспокойство. По правде говоря, я так и не смогла запирать мать по ночам в ее комнате. Я каждый вечер подходила к двери с латунным замком в руке, но так ни разу и не заперла дверь на замок. Это казалось неправильным, но я понимала, что не могу стать тюремщицей для собственной матери. Поэтому я спала с открытой дверью, полагая, что услышу, если она встанет и решит прогуляться, успев перехватить ее.

Я вышла в гостиную и увидела, что мать разговаривает по телефону. Лунный свет проникал в комнату через морозные узоры на окнах. Огонь погас, и в домике было холодно.

— С кем ты разговариваешь, мама?

Мать расплакалась. Она выпустила трубку, которая, болтаясь на проводе, то и дело ударялась о стену. Я наклонилась и взяла трубку. Пластик был теплым.

— Алло, — сказала я, приглядывая за матерью, которая сидела на полу и плакала. — Кто это?

— Служба неотложной помощи. Будьте добры, назовите ваше имя.

О, Господи. Что дальше?

— Простите, ради бога. Меня зовут Кейт Сайфер. Вы говорили с моей матерью, у нее болезнь Альцгеймера. Мне очень жаль.

— Она говорит, что вы убили ее кошку.

Я вздохнула, физически ощущая, как раздражение, накопившееся за последние шесть дней, рвется наружу.

— Мне жаль. Я уже сказала, что она больна.

— По ее словам, вы знали убитую девочку.

Это стало последней каплей. Вообще-то я по натуре спокойный и терпеливый человек. Я редко выхожу из себя, особенно в разговоре с официальными лицами, но с самого приезда на моем красивом фасаде стали появляться тонкие трещинки.

— Вот как? Вы меня слушаете? У нее болезнь. Альц-геймера! Она говорит о том, что случилось, когда я была маленькой девочкой! Она не знает, какой сейчас год, как печь оладьи, кто жив, а кто умер. Просто забудьте об этом, ладно? Господи, ну почему вы не можете оставить нас в покое?

— Мэм, я…

Я повесила трубку, чтобы больше не слышать этот тихий, понимающий голос, и помогла матери лечь в постель. Когда она уснула, я заставила себя повесить латунный замок, защелкнула дужку и для пущей уверенности подергала ее.

Глава 7

Конец мая 1971 года

— Ты дружишь с Картофельной Девочкой?

Я посмотрела на девочку, стоявшую под гимнастической лесенкой на школьной площадке, — Элли Буши. У нее был вздернутый нос, усыпанный веснушками, и от нее пахло клубникой.

Я промолчала. Элли хвостом следовала за мной в течение всей перемены, а ее закадычная подруга Саманта все время держалась рядом. В конце концов Саманта потеряла терпение и присоединилась к игре в классики на краю площадки.

— Я спрашиваю только потому, что Трэвис видел, как вы разговаривали, когда сели в автобус сегодня утром, — продолжала Элли, прищурившись. — И потом он еще несколько раз видел, как ты говорила с ней.

Меня бросило в жар. Если Элли уже знает, то новости быстро распространятся, и к концу дня все узнают мой секрет. Значит, про меня тоже начнут сочинять дразнилки.

— Если я с кем-то говорю, это еще не значит, что мы друзья. Ты разговариваешь со мной, верно? Разве это означает, что мы подруги? — спросила я, глядя сверху вниз на Элли, которая запрокинула бледное веснушчатое лицо, обдумывая ответ.