Обещай, что никому не скажешь

– Закрой глаза, – попросила она.

– Ты собираешься порезать меня?

– Верь мне, – сказала Дел. – Давай же, закрывай глаза, – подзадорила она, и я подчинилась, не желая показаться испуганной.

Она резанула быстро и без колебаний. Я распахнула глаза и попыталась вырвать руку, но она крепко держала меня.

– Ох! Какого черта?

Дел отпустила мою руку. Порез на моем указательном пальце был коротким, но глубоким. Кровь капала на матрас.

Я смотрела, как Дел быстро и уверенно делает над-рез на своем указательном пальце. Потом она взяла мою руку и приложила свой порезанный палец к моему.

– Теперь мы кровные сестры, – объяснила она. – У тебя есть моя кровь, а у меня твоя. Навсегда.

Мой палец жгло, как огнем. Теперь Дел стала частью меня, и я знала, что, какой бы оборот ни приняла наша дружба, обратной дороги не будет. Никогда. Как бы я потом ни старалась жить отдельно, мы с Дел оставались связанными друг с другом.

Глава 4

8 ноября 2002 года

– Кэти! Кузнечик, где ты!

Голос матери вырвал меня из объятий глубокого и беспокойного медикаментозного сна. Во рту ощущался металлический привкус. Я посмотрела на дорожный будильник, стоявший на коробке из-под молока рядом с кроватью. Было семь утра, но казалось, что я проснулась посреди ночи. Мне снилось, что мы с Дел находимся в ее овощном погребе, и она делает мне татуировку, выводя слова «Пустынная Роза» у меня на груди ржавым острием своей шерифской звезды. Там был кто-то еще, – мужчина, наблюдавший за нами. Он стоял в углу, и я не видела его лицо.

Я все еще лежала на койке и вдруг испытала абсурдное ощущение, что если повернусь достаточно быстро, то увижу его, как будто он всю ночь пробыл в моей комнате. Но это был только сон, верно? Тогда почему я так боялась повернуться?

Мэгпай свернулась у меня на животе, спрятав нос под белым кончиком хвоста, и мне не хотелось нарушать ее уютный покой. Я сосчитала до трех и посмотрела в дальний угол. Ничего. Только пылинки, танцующие в лучах солнца.

– Больше никаких снотворных таблеток, – прошептала я себе под нос.

Мать назвала меня Кузнечиком, так она не называла меня после отъезда в колледж. Я вылезла из-под одеяла и босиком пошлепала на кухню. Мэгпай последовала за мной.

Все шкафчики на кухне были распахнуты, ящики выдвинуты, дверь холодильника приоткрыта. На столешницах выстроились миски, пакеты муки и сахара, банки с медом и патокой.

Ураган «Джин» нанес удар.

Открытая бутылка оливкового масла лежала на столе, и густая жидкость капала на пол. Мэгпай прыг-нула прямо в лужицу и принялась изящно лакать его, двигаясь по кругу и оставляя маслянистые отпечатки лап на полированном деревянном полу.

Я помнила, какое сильное впечатление на меня произвели аккуратность и практичность этой небольшой кухни, когда я впервые увидела ее два года назад. Если бы женщина, кропотливо продумавшая и обустроившая свою кухню, увидела бы сейчас этот кавардак, она бы не удержалась от слез.

– Что ты делаешь, ма? – Я была в равной степени поражена беспорядком и тем, что она помнила мое детское прозвище.

– Готовлю оладьи! Оладьи с клубникой!

Когда-то это было мое любимое лакомство; мама готовила их для меня утром по субботам в нашем типи, на старой походной плите. Судя по всему, она все-таки не совсем лишилась памяти.

Я заглянула в миску для теста, которое она собралась замешивать деревянной ложкой, неуклюже зажатой в перевязанной руке. Бинт был грязным и частично размотался. В миске лежало с полдюжины яиц (вместе с кусочками скорлупы), горка муки, кучка клубники (ягоды еще не разморозились), и все это было полито кленовым сиропом. Подвиньтесь, Джулия Чайлд[9].

– Яйца кончились, – сказала она, когда начала размешивать тесто. – Нужно сбегать к Гризуолдам.

– Ма, Гризуолды здесь больше не живут.

– Разве?

– Да, мама, уже давно.

Мистер Гризуолд умер десять или одиннадцать лет назад от сердечного приступа. Его сыновья разъехались по миру.

– У нас кончились яйца, – снова повторила мать.

– Я кое-что придумала. Давай здесь уберемся и съездим в город за яйцами. А потом вернемся и приготовим оладьи.

– Все-таки придется идти к Гризуолдам, – опять проговорила она, явно не намереваясь отрываться от миски с тестом. Я посмотрела на захламленный стол и, к своему ужасу, заметила нож для фруктов с черной ручкой, лежавший среди разбросанных ягод и просыпанной муки.

– Где ты это взяла, ма?

Мать улыбнулась, когда я взяла липкий нож, с которого капал красный сок.

– Нужно было порезать ягоды, – объяснила она.

Я сполоснула нож под краном, потом нашла ключ и заперла его в ящике с острыми предметами, гадая о том, какие еще сюрпризы моя мать прячет в доме… другие ножи, может быть, даже спички?