Объект «Зеро»

Теперь Перевал перегораживала высоченная, вровень со скалами, медная стена, подпираемая могучими контрфорсами. Поверху ее шли ряды бойниц, укрытых черепичной кровлей, а по бокам высились мрачные и величественные башни, на которых развевались знамена с символикой ВКС.

В стене имелись узкие ворота, над которыми нависало забрало с косыми бойницами. К воротам вела мощенная металлическими плитами дорога, запруженная людьми и повозками. Станция, куда прибыл наш бронепоезд, имела несколько путей, и на всех них стояли составы, один другого причудливее. Я заметил еще один бронепоезд, без пушек, но зато с катапультами на открытых платформах.

Пока нас конвоировали к воротам, я все пытался отыскать среди снующих туда-сюда людей знакомых, но то ли их не было, то ли я не узнавал никого… Впрочем, трудно разглядеть в бородатом латнике, облаченном в доспехи и шлем, какого-нибудь техника штурманской группы эвакотранспорта «Русь», с которым ты играл в пространственный футбол в сферическом зале 3D-гимнасиума.

А вот нас, похоже, узнали. Несколько человек даже бросили свою поклажу, застыв, точно вкопанные, а какой-то горбоносый, по самые глаза заросший густой черной бородой мужчина в мохнатом плаще, скроенном из полосатой шкуры неизвестного мне животного, попытался заговорить с нами, но Зимин молча отодвинул его, выразительно потрясая мечом.

В воротах бдительная стража в глухих колоколообразных шлемах выставила звенчи и не успокоилась, пока не проверила у наших конвоиров «документы» – в этом качестве выступали полированные бронзовые лепестки, носимые на шее и запястье левой руки. Такие «бэйджики» были тут у всех. Память снова услужливо подсказала нужное словечко: «пайзца».

– Да-а, друг Цендорж, похоже, изменился не только город, но и люди… – с усмешкой сказал я монголу. Тот молча пожал плечами.

Миновав ворота, мы оказались на замощенной площади, с которой открывался вид на знакомое плоскогорье. Знакомое? Я не смог сдержаться и удивленно присвистнул.

Все пространство от леса до реки, некогда пустынное и поросшее редким кустарником, оказалось застроено домами в два-три, а то и в четыре этажа. Причем это были не просто дома, а дома-крепости, дома-замки, с башнями, с какими-то редутами, зубчатыми стенами и даже рвами, заполненными водой из Безымянки. Все здания строились по одной технологии – из медных блоков – и казались воплощениями торжествующей технократии, материализовавшимся в металле гимном промышленному превосходству Земли даже здесь, на Медее. Это впечатление усиливали торчащие там и сям мачты гелиографов, на которых вспыхивали круглые сигнальные зеркала.

За замками, в отдалении, высились трубы и корпуса заводских зданий, теряющиеся в сизом дымном смоге. Я поежился – это походило на преддверие технократического ада.

На обширной пустоши, там, где некогда рос ныне полностью вырубленный лес, грохотали и ворочались паровые механизмы, напоминающие бульдозеры, – явно шла подготовка строительной площадки под какое-то новое сооружение. В стороне бухал барабан, и под его выматывающий душу ритм несколько десятков человек, ухватившись за канаты, поднимали угловатую конструкцию. Всюду копошились люди, слышался гомон и крики, пыль клубами поднималась в бирюзовое небо.

Но самым удивительным и поразившим нас был сверкающий дворец, да, да, именно дворец, выстроенный слева, у Обрыва. Стрельчатые арки, шпили на узких, изящных башенках, флюгеры, витражные розетки в высоких окнах. Весь устремленный ввысь, легкий, горящий в лучах Зоряной звезды, дворец напоминал одновременно и средневековые соборы Европы – пламенеющая готика, торжество духа над плотью, и спейсеры эпохи освоения дальнего космоса, эти межзвездные ковчеги, уносившие землян прочь от колыбели, в неизвестность.

Пораженный, я спросил у Зимина, что это за постройка. Он в ответ гордо задрал рыжую бороду и ответил:

– Это Главный дом. Дом Совета колонии.

– Нам – туда?

Зимин в ответ хмыкнул. Вопрос мой, впрочем, можно было считать риторическим – ну не на завод же нас поведут.

По широкой дороге, выложенной восьмигранной металлической плиткой, мы двинулись в сторону Дома Совета. От блеска начищенной бронзы болели глаза. Когда стены и башни укреплений остались позади, я посмотрел на восток, туда, где некогда лежало огромное тело посадочного модуля.

Моему взору открылась уходящая вдаль равнина, застроенная однотипными домиками под односкатными крышами. Кое-где над домами торчали вышки, но в целом это оказался типичный «низкий город», этакое предместье крупного земного мегаполиса.

На месте же модуля высилась сверкающая многометровая игла обелиска. И именно она окончательно убедила меня, что все происходящее вокруг – не сон, не бред, не игра воображения, а суровая правда. Мы в самом деле оказались на три года выброшены из жизни, вычеркнуты из вселенского бытия. Как, кем, почему – это требовало отдельного осмысления. Пока же надо было попытаться вернуться, снова стать живым, стать собой.