Шерхель ходил сам не свой – у него в голове крепко засела мысль, что среди нас есть предатель, который наводит вражеские ракеты.
– Ну и как ты себе это представляешь? – поинтересовался я за обедом. Мы сидели в большом зале Дома Совета, где я распорядился устроить столовую для всех, кто работал в этом районе плоскогорья.
– Корректировщик, – ответил Зигфрид с полным ртом. – Сидит на скалах и…
– Ага, и по коммутатору передает свободникам координаты, полученные со спутника, – я усмехнулся, отложил ложку. – Зиг, это Медея. Тут немного иные условия и правила. Забыл?
– Почему по коммутатору? – не сдавался Шерхель. – Есть и другие способы.
Мне не удалось его переубедить, а вечером свободники снова начали обстрел. И вновь их ракеты падали удивительно точно. К полуночи они разрушили здание заводоуправления, прямым попаданием разбили одну из паровых пушек и превратили в руины пустующую школу.
Я сидел в убежище, вырытом неподалеку от застывшего на холме «Малыша Вилли». Вместе со мной в земляной норе пряталась еще дюжина человек, в основном женщины из батальона Кермен. Они негромко переговаривались, в глубине убежища горела слабенькая коптилка, заправленная прыгуньим жиром. Кто-то вязал, кто-то чинил одежду, одна женщина затачивала топор, и звук каменного наждака, ширкающего по бронзе, навевал тоску.
Неожиданно послышался топот, и темно-синий прямоугольник ночного неба заслонил человеческий силуэт.
– Клим, ты здесь? – голосом Шерхеля спросил силуэт.
– Здесь. Ты чего нарушаешь приказ? Я же запретил всякое перемещение во время обстрела…
– Да погоди ты! Тут такое… Пошли скорее, сам увидишь!
Мы выбрались из убежища, и Зигфрид повел меня к Северной башне. После непродолжительного затишья в вышине вновь завыли ракеты, и вскоре возле Дома Совета зазвучали взрывы.
– Смотри, как точно бьют. Фердаммтэ шайсе! – Шерхель огляделся и припустил бегом, покрикивая на меня, чтоб я не отставал.
– Зиг, объясни толком – что происходит?
– Сам увидишь, – загадочно ответил немец.
Вскоре мы добрались до подножия башни. Нас окликнул караульный. Я сказал ему пароль и назвался.
– Как тут? Тихо?
– Все тихо, сэр! Сюда они не стреляют. Поняли, что башня им не по зубам, – ответил мне женский голос.
– Как же, не по зубам, – прошипел Шерхель. – Верхний ярус они могли бы свободно раздолбать. Но он им нужен. Клим, иди сюда!
Мы отошли от башни шагов на сто пятьдесят в сторону Обрыва. Здесь, в высоких зарослях бурьяна, Зигфрид остановился и трижды негромко свистнул. Раздался ответный свист, трава зашумела, и нам навстречу из зарослей выбрался человек. Я присмотрелся и узнал в нем Рихарда.
– Ну, он там?
– Там, герр Зигфрид. Сами посмотрите.
И паренек указал рукой на вершину башни. Я задрал голову и увидел, как на самом верху вдруг вспыхнула крохотная звездочка. Вспыхнула – и погасла. Потом снова загорелась, мигнула два раза, погасла, опять мигнула…
– Да это же передача! – воскликнул я удивленно. – Погодите-ка… Так… «Три, шесть. Левее. Два с половиной»… Что он передает?
– Видимо, координаты, герр командующий, – ехидно пробурчал Шерхель. – Как видишь, никакого коммутатора не понадобилось.
Я положил руку на кольцо рукояти звенча.
– Все ясно. Ты был прав, Зиг. Пошли брать этого гада…
Помимо того караульного, точнее, караульной, с которой мы уже встречались, сторожевую службу у башни несли еще трое бойцов, но, судя по всему, они даже не подозревали, что на верхнем ярусе засел вражеский агент-корректировщик.
В кордегардии, расположенной на нижнем ярусе башни и имевшей отдельный выход, мы прихватили с собой начальника караула и пятерых солдат из свободной смены – на всякий случай.
Внутри башни стояла плотная, вязкая тишина. Пахло пылью и медным окислом. Поскольку все нижние ярусы были накрепко замурованы, мы не держали в башне гарнизон, лишь наверху, в помещениях, которые раньше занимал комбаш Панкратов и его штаб, несли службу трое светосигнальщиков, которые по очереди дежурили у гелиографа.
Начальник караула, пожилой и тучный сибиряк по имени Харитон, шепотом – в башне было гулкое эхо – сообщил нам, что все трое сигнальщиков – молодые девушки и, если враг проник в башню, они не смогут дать ему отпор.
– Как же я проглядел, мать моя? Побили девчонок-то, а? – бормотал начкар, поднимаясь следом за мной по ступенькам. Я припомнил, что в Северной башне, помимо прочих, у гелиографа несла службу курносая сероглазка со звонким голосом. Лицо девушки встало у меня перед глазами, и тут же воображение внесло жестокие коррективы. Я представил, как одетые в черное лазутчики свободников пробираются на дозорную площадку, как сероглазка защищается, пытаясь подать сигнал тревоги, – и как падает, пронзенная вражескими звенчами…
– Тихо! – еле слышно прошипел Шерхель, шедший первым. – Осталось два пролета.
На верхнем ярусе мрак, царивший в башне, немного рассеялся – здесь на площадке горела коптилка, освещающая приоткрытую дверь, ведущую в штабное помещение. Мы сунулись туда и обнаружили двух женщин, мирно спящих в подвесных койках.