Объект закрытого доступа

— Лезвие ножа вошло аккурат между ребер. Если бы не ладонь… — Врач закатил глаза к потолку и красноречиво вздохнул.

— Если бы он был профессионалом, он бы проверил — жива она или нет, — хмуро сказал Турецкий.

— Вы правы, — нехотя согласился доктор. — Хотя… в жизни всякое бывает.

— А что насчет переохлаждения? — спросил Турецкий.

— Судя по всему, девушку бросили в воду — в реку или озеро. А вода-то в нынешнее время года сами знаете какая. Ума не приложу, как она вообще сумела выбраться. Хотя своим спасением она отчасти обязана и воде.

— В смысле? — не понял Александр Борисович.

— Холодная вода замедлила кровотечение, — объяснил врач. — Только благодаря этому она не потеряла много крови.

— Осложнений не будет?

Ганс Вольфович задумчиво подергал себя за бородку:

— Не знаю, голубчик, не знаю. Завтрашний день покажет, но я думаю, что пневмонии ей не избежать. Хотя — dum spiro, spero, как говорили древние. — Он посмотрел на Турецкого, усмехнулся и перевел: — «Пока дышу, надеюсь».

— Я могу с ней поговорить? — спросил Турецкий, не обращая внимания на интеллигентские ужимки доктора.

Врач кивнул:

— Можете, конечно. Она ведь сама вас вызвала. Только осторожно. Если увидите, что девушка волнуется, прекращайте беседу и прощайтесь.

— Хорошо, я буду осторожен, — пообещал Турецкий и, порывисто кивнув доктору, направился в палату.

Ганс Вольфович проводил его взглядом и задумчиво произнес:

— Facile omnes, cum valemus, recta consilia aegrotis damus2…

Галя лежала в постели, перевязанная бинтами, укутанная в теплый белый халат. На голове у нее была белая шапочка. Лицо Гали было бледным, как у манекена, губы посинели.

Увидев Турецкого, Галя попыталась приподняться на локте, но Александр Борисович поспешно сказал:

— Лежи, лежи!

И она обессиленно опустилась на подушку. Александр Борисович сел на стул возле кровати, ласково погладил девушку по руке и улыбнулся:

— Как ты?

— Могло быть и хуже, — срываясь на хриплый шепот, ответила Галя. — Дышать немного… трудно. А так — ничего.

— Кто это сделал?

— Хасан… — прошелестела губами Галя. — Чеченец… Он работает на Аймана.

— На Аймана? — поднял брови Турецкий.

— Да… Айман — это Селин. Помните, тот… в ресторане…

Лицо Турецкого побелело. Он шевельнул обескровленными губами, но ничего не смог вымолвить. Мсье Селин — Айман аль-Адель?! Галантный французик с безобидным лицом и повадками парижского интеллигента-ловеласа на самом деле знаменитый арабский террорист?

Только сейчас Александр Борисович стал припоминать, что в поведении «француза» были странности. Например, неприятная суетливость, проглядывающая порой в его взгляде, странноватый акцент с пропадающим вдруг грассированием (тогда Турецкий не придал этому большого значения, посчитав, что «француз» намеренно старается заретушировать свой акцент, как это любят делать в беседе с русскими многие иностранцы). Да что там! Признаков была масса! Но дело в том, что Турецкий еще до похода в «благотворительный фонд» исключил Селина из списка подозреваемых. «Увлекся более интересными версиями и пропустил самую очевидную», — как сказал бы Меркулов. Ошибка оказалась роковой и чуть не стоила Гале жизни.

«Тупица! Идиот! — яростно клеймил себя Турецкий, бледность на щеках которого сменилась взволнованным румянцем. — Таких, как ты, надо гнать из Генпрокуратуры к чертовой матери! Выметать поганой метлой! Тоже мне, „профессионал“!..»

Галя тем временем перевела дыхание и продолжила:

— Я… читала его ежедневник. Там план операции… В Кремлевском дворце…

— Да, я знаю, — сказал Турецкий, горестно вздохнув. — Они собираются его взорвать. Но мы держим ситуацию под контролем. Главного взрывника мы уже арестовали.

Галя посмотрела на Турецкого.

— Взорвать? — прошептала она. Потом едва заметно усмехнулась и качнула головой: — Нет… Это только уловка… У них есть… специалист. Марк… Я слышала их разговор через… стенку.

Галя хрипло, прерывисто вздохнула и закрыла глаза. Турецкий молчал, не зная, как поступить — продолжить разговор или уйти, как велел доктор. Девушка явно устала, но на карту было поставлено слишком много. Александр Борисович еще немного помолчал, затем спросил, чуть повысив голос:

— Галя, ты слышишь меня? Что они собираются сделать?

Девушка медленно открыла глаза. Казалось, опухшие веки были слишком тяжелыми, и Гале приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы удержать их раскрытыми. Она покосилась на Александра Борисовича и прошептала:

— Слушайте…

2

Ростислав Вадимович Рыцарев сидел в машине и, прикладываясь к бутылке водки, тупо смотрел в окно на неоновую вывеску бара. Руки его были перепачканы засохшей грязью, под ногти набилась земля. Волосы были всклокочены, широкий лоб и мускулистая шея блестели от пота.

Мимо проезжали машины, проходили люди. Рыцарев не обращал на это никакого внимания. Он просто смотрел на неоновую вывеску и пил.