Объект закрытого доступа

— Дурак ты, Турецкий. У тебя жену уводят, а у тебя только и мыслей, что о работе.

— Подожди… Подожди, я что-то не понял. Это тебя, что ли, уводят?

— А у тебя есть еще одна жена? — усмехнулась Ирина.

Александр Борисович тряхнул головой:

— Глупость какая-то. И кто же тебя уводит?

— Не важно.

— Нет, подожди! Я хочу знать: о ком ты говоришь?

Ирина устало вздохнула:

— Турецкий, мы не занимались любовью больше месяца. Интересно, ты еще помнишь, что я женщина?

— Так я…

Ирина поднялась из-за стола.

— Ты идиот, Саня. И если в нашей жизни ничего не изменится, я от тебя уйду. Спокойной ночи.

И она вышла из кухни.

«Нелегко ей, наверное, с вами живется, — прозвучали в ушах Турецкого слова Гали Романовой. — Если бы, например, я была вашей женой, я бы каждый день умирала от ревности и страха».

Он взялся было за ложку, но аппетит пропал. Александр Борисович тихо выругался и швырнул ложку на стол.

Спустя несколько минут Турецкий успокоился. Приступ ярости прошел, уступив место мукам совести. А ведь действительно: в последние дни, приходя домой, он заставал жену уже спящей. Хорош муженек, нечего сказать. Стоит ли удивляться, что она ходит в рестораны с какими-то придурками, которые не скупятся на комплименты, лишь бы добраться до нее…

В спальне было темно. Турецкий прислушался к дыханию жены и тихо спросил:

— Ир, ты спишь?

— Да, — ответила она.

Он сел на край кровати. Посидел так, стараясь разглядеть в темноте профиль жены. А потом тихо спросил:

— Ир, ты мне не изменяешь?

— Не задавай глупых вопросов, — ответила Ирина. — Нет. Пока — нет.

— Что значит «пока»? — вскинулся Турецкий.

— Это значит — пока я тебя люблю. Но с каждым днем это чувство приносит мне все меньше и меньше радости. Ты мне не нравишься, Турецкий.

Александр Борисович наклонился и поцеловал жену в макушку.

— Я исправлюсь. Честно.

Ирина вздохнула:

— Саш, ложись спать.

— Ладно. Я только схожу в душ… — Турецкий помедлил и спросил: — Ты меня дождешься?

— Я очень сильно устала сегодня, — тихо ответила Ирина. — И я хочу спать.

— Вот видишь, — с упреком произнес Турецкий, — а потом говоришь, что уже больше месяца…

— Спокойной ночи, — сказала жена и отвернулась к стене.

Турецкий встал с кровати, постоял так немного в темноте, потом вздохнул и вышел из спальни.

13

Следователь городской прокуратуры Малоярославца Александр Семенович Петренко столичного гостя встретил радушно. Предложил кофе, печенье, даже фрукты (два лежалых яблока и вялый апельсин).

— Нечасто до нас добираются такие важные люди, — сказал он, потирая сухие ладони.

— Значит, хорошо живете, — резонно ответил ему Турецкий, допивая кофе.

— У нас, видите ли, Александр Борисович, бушевали пожары. Для нас это бедствие, да-с, большое бедствие. — Петренко скорбно вздохнул.

— Это не только для вас, но и для всей области бедствие. Когда мы сможем съездить на место происшествия?

— Да вот как кофе допьете, так прямо и поедем! — радушно улыбнулся Петренко. — Конечно, если вы еще не захотите.

— Не захочу, — сказал Турецкий, допил кофе залпом и глянул на следователя: — Ну что, едем?

— Едем! — энергично кивнул Петренко.

Трава была мокрой, идти по ней было неприятно. Брюки Александра Борисовича промокли до самых колен, и при каждом прикосновении мокрой ткани к коже он морщился и зябко поводил плечами.

— Ну вот и пришли, — сказал наконец Петренко, останавливаясь возле куста боярышника. — Вот тут он, сердешный, и лежал. Прямо на траве. Да-с.

Турецкий внимательно осмотрел траву и кустарник.

— Окрестности проверяли? — спросил он у следователя.

— А как же. Конечно! Только глухо — ни следа, ни примятой травинки. Это я образно говорю, — пояснил он.

— Посмотрим, — сказал на это Турецкий и продолжил осмотр.

Он перемещался от куста к кусту, внимательно вглядываясь в траву. Петренко следил за действиями московского гостя со снисходительной усмешкой, словно говоря: «Ну-ну, посмотрим, что ты тут найдешь, приятель».

Вдруг Турецкий нагнулся и поднял что-то с земли. Петренко насторожился, затем вытаращил глаза.

— Вот так глаз у вас, Александр Борисович!

Турецкий держал в руках мокрую и грязную клетчатую кепку.

— Надеюсь, это прояснит дело, — полунасмешливо-полусмущенно сказал Петренко.

— Может, прояснит. А может, и нет.

Александр Борисович достал из кармана полиэтиленовый пакет и аккуратно положил в него кепку.

Где-то за деревьями послышалось звяканье колокольчика. Из-за деревьев медленно выбрели три коровы, а следом за ними худой подросток в фуфайке. Подросток покосился на мужчин, зевнул и щелкнул бичом, погоняя коров дальше. Через минуту они вновь скрылись за деревьями.

— Это Вася Бабкин, местный пастушок, — объяснил Турецкому следователь. — Мы пробовали с ним беседовать, но все впустую. Полный дебил.

Турецкий сурово посмотрел на Петренко, однако ничего не сказал и вновь принялся осматривать траву.

В тот день находок больше не было.

С Меркуловым Александр Борисович разговаривал из кабинета следователя Петренко, пока тот, теперь уже с удвоенным дружелюбием обхаживающий Турецкого, разливал по чашкам горячий кофе.

— Как поездка? — спросил Меркулов.